– Как, впрочем, и всегда, – вздохнув и проводив взглядом ускакавшую подругу, улыбнулась Виктория, взглянув на Кайла. Тот, улыбнувшись в ответ, лишь неловко пожал плечами, не проронив ни словечка.

– Ну что ж, я, пожалуй, тоже начну с чего-нибудь полезного и… – хотела уже пойти следом за Дженнифер, но была остановлена окриком ее знакомого: «Вик, слушай, я хотел у тебя узнать, не хотела ли бы ты…»

Девушка весьма поверхностно вслушивалась в предложения молодого человека, поскольку ее голова была забита до сих пор лишь мыслями об Уолте, который обещал приехать, нет, он просто обязан был – быть здесь во что бы то ни стало! Однако, несмотря на собственное полноценное погружение в эти мысли, она всё же краем уха слушала предложение Кайла и, после небольшой паузы, вроде бы даже как вполне реального обдумывания ответа, абсолютно автоматически отчеканила, совершенно не заботясь о том, насколько она сама верила в свои собственные слова: «Да, возможно, сходим, но, ближе к делу, будет более ясно, получится или нет».

– О, да, да, конечно, просто такая возможность хорошая подвернулась, вот я и хотел тебе предложить…

– Но, если что, ты ведь всегда можешь пригласить Дженни или…

– А нет, нет, мне кажется, им это будет не очень интересно.

– Ну, мне, по правде говоря, тоже. Но, если уж совсем будет нечем заняться…

– О, ну тогда… – немного растерялся Кайл.

– Но, я и не отказываюсь! – попыталась скорее исправиться Виктория, только, чтобы поскорее и как можно более деликатнее вырулить из этой беседы, – я же говорю тебе, что, скорее всего, я… о, прости, прости, – доставая из кармана гудящий коммуникатор, мгновенно прервала беседу Виктория.

– Да, да, – натянув улыбку, так же быстро помрачнел Кайл, успев увидеть, чье имя высветилось на коммуникаторе, который извлекла Виктория из своих черных джинсов.

– Алло? – уже полностью растворившись в невидимых волнах эфира, что несли ее слова через километры пространства, радостно отозвалась Виктория, желая наконец-то услышать тот самый единственный голос, который уже через пару мгновений окажется ближе всего на свете.

 – Да, алло, алло?

– Ты даже не стараешься, – усмехнулась девушка.

– А что ты в таком случае вообще хочешь от меня? – раздраженно хмыкнул Грегори, – можешь мне объяснить? Пожалуйста, сделай милость, расскажи, я был бы тебе очень признателен.

– Я? – расхохоталась девушка, – мне почему-то казалось, что это именно ты настойчиво и непрестанно просишь меня о помощи.

– Ну, это уже совершенно смешно! – раздраженно возразил Грегори, – послушай, я сейчас пойду немного отдохну, и тогда мы с тобой поговорим и уясним наконец, что…

– Уясним? И что же нам так нужно уяснить? – все также игриво вопросила его спутница.

– Так, так, так… – пытаясь немного успокоиться, повторял раз за разом писатель, пытаясь собрать воедино свой рассудок, который на самом деле уже не был ни его, ни чьим бы то ни было, но обладал той первородной особенностью, что по своим свойствам охватывала полный спектр явлений и феноменов, которые позволяли ее мнимому владельцу выходить за рамки традиционных представлений о раздельности объектов в пространстве-времени, а также и категорий, которыми мыслили существа для их различения. А означало всё это только одно: что весь тот океан энергии, что сейчас плескался за бортом корабля, на котором обнаружил себя Грегори, был абсолютным выражением эфира, который, тем не менее, на одном из других планов реальности имел свои собственные смыслы, которые сейчас наблюдателю как будто бы были полностью недоступны. А на самом деле –мнимо скрыты под тончайшей завесой тайны. И что именно проживало эти чудесные мгновения – там, где, казалось, время должно быть линейно, было совершенно невозможно вообразить человека по имени Грегори, сказать было – еще сложнее, поскольку причинно-следственные связи, которые он пытался восстановить в своей памяти, были абсолютно бесполезны, потому что пропали какие бы то ни было ориентиры, чтобы определить, какое события было причиной предыдущего, поскольку будущее и прошлое, наконец, обнажили свой иллюзорный каждодневный нарратив, уступив дорогу неделимому Сейчас, в котором все было сплавлено воедино, и любое событие или явление, или даже мысль была не только источником, но, одновременно и следствием, благодаря этому превосходя, включая в себя все возможные результаты, и каждый из предыдущих свойств и следствий путей мира, что вел к этой неделимой точке, к которой был привязан путешественник, являясь ей самой без остатка.

– Нет, ну это-то как раз всё кристально понятно, однако, всё же, отложив разговоры о высоком, позволь напомнить, что не ты ли просил меня помочь с твоими отношениями с бывшей женой? Нет? Или я что-то не так поняла?

– Что? Да что ты такое говоришь, я даже ни разу не упоминал о ней, – крутя своей головой, изо всех сил пытаясь самому поверить в это, чуть ли уже не выл бедный Грегори, находясь на грани психотического срыва, – я всего лишь рассказывал тебе про отношения персонажей своей книги, которые… Которые…

– Были выражением твоих мыслей и страхов, более того, во многом копировали те самые обстоятельства, в которые ты был временно вовлечен, –без запинки, как по бумажке проговорила новая подруга писателя, сидя рядом и несясь вместе с Грегори на предельных скоростях.

– Нет, невозможно, я не мог… Ты не могла знать… – пытаясь рационализировать спонтанный выплеск девушки, который по существу описал все как-никак точно, забеспокоился еще больше Грегори. Он ощутил дрожь во всем теле, поскольку сейчас как будто бы само его существование оказалось под вопросом, и он вновь вступил на ту территорию, где его ждал единственный безымянный собеседник, что уже комфортно расположился по соседству. Уже нельзя было с полной уверенностью сказать, что он был уже едва знакомой девушкой, или мужчиной, или даже самим Грегори или Богиней, нет, это было скорее состояние вне всяких категорий и форм описаний, узреть которое означало исчезнуть навсегда тем субъектом, кем себя мыслил путешественник. Всё же набравшись и взглянув на того, кто же сидел рядом и озвучил его собственные мысли, Грегори ощутил тот самый миг ужаса, который вскрыл его сущность, его ядро полностью, где за страхом самоузнавания лежало плато безграничного наслаждения. Оно распространилось всюду, не оставив ни пылинки, ни атома ни в одном из тысяч миров, что были озарены этим спонтанным просветлением, и следующим за ним безусловным, ничего не требующим, но всегда присутствующим во всём сущем, знанием.

 – Оно как луна, всегда здесь, – заключил мастер, зачерпнув ладонью прохладную речную воду, в то время как напротив него в маленькой лодочке развалился его лучший ученик, который, казалось, сейчас был ни жив ни мертв, и чей взгляд был прикован к золотому диску луны, который будто бы гипнотизировал его, полностью крадя внимание наблюдателя.

– Ну раз так… – как будто бы совершенно случайно чихнул учитель, при этом разлив воду, что, соскользнув с его руки, осыпалась градом капель на ученика, который в ту же секунду соскочил со своего места и с диким возгласом, который, казалось, сотряс само звездное небо, подпрыгнул так высоко, что чуть было не достал своей мокрой макушкой саму ночную спутницу планеты.