Пленник не проронил ни звука, что даже слегка опечалило человека, который, глубоко вздохнув, поднялся.

– Так что сам понимаешь… Мне нужно встречать Героиню, а тебе пока уж точно не даст заскучать твой вождь, так ведь, Чаррама?

Из тени, подобно змее, выполз силуэт лиловокожего мужчины, который, уважительно откланявшись представившей его персоне, присел рядом с пленником и практически сразу же впился своей когтистой лапой в голову члена своего трайба, в то же самое время другой доставая острейший кинжал, который как будто бы засиял в полутемном подвале. Даже несмотря на полное бессилие, тело пленника забилось в судороге, которая, тем не менее, не спасла череп, с которого Чаррама уже медленно и со знанием дела снимал скальп. Отчаянное мычание пленника прервала взорвавшаяся барабанной дробью и трелями духовых инструментов симфония, заигравшая в голове уходящего человека, чей силуэт окаймлял свет, бивший из-за пределов камеры пыток, который потух вместе с фигурой гостя после хлопка двери, погрузившего все в темноту.

 Полное растворение всех чувств вкупе с абсолютной дезориентацией и были тем самым, чего так жаждал путник. Получив их, он испытывал на себе бесконечное наслаждение, но, как только его собственные чувства и мысли вновь осознавались как неотъемлемые части его самого, то сразу же возникал и страх относительно того, что всё это не сможет длиться вечно.

Как только эта маленькая подленькая мыслишка зажглась в самом центре сущности всего, что составляло основу самого бытия, она тут же охватила пожаром всю ткань пространства, заставляя ее поверить в собственную реальность. Однако, если бы путник действительно совершенно ничего не чувствовал, то каким же именно образом он должен был взаимодействовать с этим новым и доселе неведомым раздражителем в виде своих собственных мыслей? Или, вполне возможно, что где-то внутри своего собственного непроницаемого сознания «мир» знал, путник помнил ту сущность, что хотела что-то получить от него – и вполне возможно, что как раз это и было той роковой ошибкой, что позволила воспоминаниям проявиться и практически сразу же взять полный контроль. Но было уже поздно – и, когда так называемое сознание воссияло над вселенной, то не осталось уже ничего, что сохранило хотя бы призрачный намек на знание о истинной природе реальности.

Ученик лежал на днище лодки, глядя на звезды, которые, казалось, с каждой секундой становились все ярче, и как бы, игриво подмигивая ему, переливаясь, танцуют по всему небосводу. Не в состоянии в данный момент времени проникнуть в истинный смысл их грандиозной постановки, путник, тем не менее, испытывал необъяснимый восторг, отдавая себе отчет в том, что, хотя ему и не был ведом тот язык, на котором с ним разговаривал небосвод, он, тем не менее, осознавал если не промежуточные смыслы, то хотя бы изначальный замысел этой божественной драмы и комедии, членом которой являлся и он сам.

Путешественник протянул руку, пытаясь ухватиться за сияющую паутину, что казалось поймала в свои сети шальных небесных танцоров, что, однако, не мешало последним продолжать свой духовный танец и ничуть не уменьшало значения их блеска, который даже, несмотря на полный паралич, не растерял своей ослепительной красоты.

Однако стоило путнику чуть изменить угол наклона головы, а, возможно, просто отвлечься на какие-то сторонние мысли, как паутина стала трансформироваться, освободив при этом своих пленников, что в свою очередь стали вибрировать, подобно огромному рою пчел. Примечательным было также и то, что эти бесконечно малые и при том гигантские небесные тела исполняли свою канонаду не где-то далеко, в миллионах световых лет от планеты, но внутри головы самого путешественника, одновременно с чем паутина, что закрывала собой всё небо, вдруг приобрела черты сот пчелиного улья, после чего путник мгновенно ощутил себя незваным гостем, ведь вполне возможно, он сам и был тем пауком, что по своей глупости залез в гигантский улей, где на него смотрели со всех сторон миллионы сверкающих глаз.

– Что ж, похоже, твое обучение еще не закончено, – послышался голос учителя, после чего в небо взметнулась очередная волна сверкающей воды, которая слилась с блеском тысяч звезд, которые, подобно небесным стрелам, одновременно пронзили своей колоссальной энергией тело путешественника, а, возможно, это он сам стал стрелой, летящей сквозь пространства необъятного космоса, но это было уже неважно, поскольку граница между этими понятиями стерлась гулом, что разорвал всякую связь путешественника с реальностью.

 – Так и выходит, что этой связи оказалось недостаточно, – хмыкнула девушка, огорченно вздохнув.

– Не знаю, я просто… Просто не знаю… – качаясь взад-вперед, бормотал Грегори, – пожалуйста, прекрати.

– Прекратить что? – слегка насмешливо переспросила девушка.

– Всё.

– Ну ты и шутник! – в ответ рассмеялась она.

– Не вижу здесь совершенно ничего смешного, – едва слышно отозвался писатель, еще сильнее уткнувшись лицом в сложенные ладони.

– И, тем не менее, идея этого, как ты сам выразился «всего», находится целиком и полностью за твоим, уж прости меня, авторством.

– Моим?! – неожиданно громко пискнул Грегори, – и когда это я разрешил тебе затащить меня в эту чертову машину?

– Ну, как же, – рассмеялась вновь девушка, чей смех заставил Грегори всего поежиться, – ты сам на сей раз как ошпаренный выпрыгнул из бассейна, куда снова провалился, и надо отдать тебе должное, даже без моей помощи!

– Мне просто нужно было сбежать оттуда, – вновь забубнил Грегори.

– Сбежать? – усмехнулась собеседница – сбежать от кого?

– Я… Я не знаю… Но этот бассейн… Вся эта вода… Они как будто бы притягивали меня, как будто бы я должен был попасть именно туда сегодня и утонуть… – решив умолчать о своей панической боязни задохнуться, резонно решил промолчать Грегори, в надежде на то, что если этот факт останется невысказанным, то тогда шансов на то, что чья-то злая воля таки притянет именно те обстоятельства, которых писатель больше всего опасался, и они воплотятся в жизнь.

– Ну, твоя боязнь задохнуться, – как ни в чем не бывало произнесла девушка, – скорее связана не с физическим фактом, как таковым, но в большей мере – с неким ментальным переживанием.

– Слушай, – как можно более спокойнее постарался произнести Грегори – это тут совершенно не при чем…

– Да, да, как и то место, куда мы направляемся.

– И куда же?.. – на автомате спросил Грегори, покосившись в сторону окна, но заприметив там гигантские, достигающие самих звезд, переливающиеся геометрические постройки, решил не перегружать свой мозг и вновь уткнулся в свои ладони, однако, те же самые паттерны информации не отпустили его, заставляя одни и те же мысли и реакции бегать по кругу, и попытки их затормозить совершенно не помогали, впрочем, как и наивная надежда отпустить эту ситуацию, которая с каждой секундой становилась всё более и более небезопасной для психического здоровья Грегори.