Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот хорошо! — обрадовался щенок, — Вот хорошо, что ты живая! Как же я раньше не заметил?
— Бывает… — вздохнула тапочка. — Ничего не поделаешь.
— И ты правда поиграешь со мной?
— Конечно! Я очень люблю играть. Только мало кто знает об этом.
Вот так и познакомились щенок и старая тапочка. С тех пор они часто играют вместе. Щенок налетает на тапочку, будто хочет разорвать её в клочья. А тапочка подпрыгивает, будто боится. И обоим смешно и весело. А большая собака, кошка и хозяин удивляются — что это щенок так любит играть со старой тапочкой, а тапочка играет со щенком? Вернее, оба играют, вместе. Поэтому и весело им.
Жили-были два окошка. Одно из них выходило в сад. В саду, прямо возле окна, росли три куста красных роз, чуть дальше светилась небольшая клумба ярко-оранжевой настурции, по обе её стороны раскинулась тёмно-сиреневая сирень, а ещё дальше, уже возле забора, зеленели высокие тополя.
Куда смотрело второе окошко, сказать трудно. Его стекло было разрисовано таинственными серебряными узорами, переплетениями сверкающих нитей, прекрасными загадочными виньетками. Конечно, это было зимнее морозное окошко. Это была картина, которая висела напротив первого окна, окна в яркий, разноцветный сад.
Окошки оказались рядом недавно. Они познакомились, ни разу не поссорились, по утрам здоровались, но не дружили. Они не любили друг друга, они друг другу завидовали.
«Мои красные розы, — думало первое окошко, — конечно, чересчур ярки, настурция так и старается каждому на глаза попасться, сирень всегда взлохмачена, а тополя просто староваты. Зато как бы пошёл мне изысканный серебряный наряд того окна!»
А то, зимнее окошко, печалилось: «Вот бы сбросить зимнюю одежду, надоевший серебряный занавес! Улыбнулись бы за моим прозрачным стеклом розы и настурции, пушистая сирень и мудрые тополя покачивали бы ветками».
…Коротка память: забыло окошко, то, что в сад смотрит, что само оно попросило художника нарисовать его зимой. Коротка память: забыло нарисованное зимнее окошко, что живёт за ним прекрасный сад. Вот и завидуют два красивых окошка друг другу. Вернее, одно окно само себе завидует. Потому и конца этому не будет.
Странно, — сказал цветовод, взглянув на картину, висевшую в комнате.
— Очень странно, — подхватил художник, который тоже видел картину впервые.
— О чём вы? — спросил хозяин квартиры своих гостей, — Чем удивила вас эта картина?
Действительно, картина была очень проста: на ней был нарисован только горшочек с цветами. Вернее, с одним-единственным цветком. Он, нежно-розовый, похожий немного на колокольчик, немного на лилию, довольно высоко взлетал на бледно-зелёном стебельке над пушистым кустиком своих тёмных бархатных листьев. Цветок очень красивый, но что странного?
— Непонятно следующее, — стал объяснять цветовод, — количество листьев, золотистый цвет тычинок, некоторые другие детали говорят мне, что розовых цветков должно быть не менее пяти.
— Я не учёный, — сказал художник, — но тоже считаю, что автор картины должен был изобразить больше цветов. Ведь они прекрасны!
— Ах, вот в чём дело! — улыбнулся хозяин дома. — Картина у меня случайно и недавно. Я только знаю, что она очень старая, вернее, старинная. Но в чём-то вы, вероятно, правы. Потому что картина действительно называется «Розовые цветы». Цветы, а не цветок. Ну да ладно.
И всё, о картине забыли, другие были дела, разговоры. Люди покинули комнату, вещи почувствовали себя свободнее и заговорили на своём языке.
Сначала зашуршали нарисованные тёмно-зелёные бархатные листья:
— Ну, что ж… ты свободен. Лети, малыш. Ты слишком прекрасен, чтобы вечно быть с нами, обыкновенными листьями. Счастья тебе!
— Нет, нет, — отозвался розовый цветок, а ведь именно к нему обращались листья, — Нет, нет, — прекрасный голос прекрасного цветка звучал очень неуверенно, — я не могу оставить вас, милые листья. Я помню, как вы растили меня и моих братьев ещё до того, как нас всех нарисовал художник. Я не покину вас.
— Твои улетевшие братья говорили так же… Но… Не теряй времени, лети, — шуршали тёмно-зелёные листья.
— Я помогу, помогу, — над окном взлетела лёгкая красивая занавеска, — я перенесу прекрасный цветок через подоконник, прямо в мир.
— Ах, нет! Ах, нет!.. — дрожал голос розового цветка, — Я не могу бросить свои добрые листья. Ведь они совсем не цветы. Как же быть с названием картины?! Люди будут удивляться или даже смеяться…
— Не думай об этом, малыш, — шептали листья.
— Я перенесу вас в удивительный мир, чудесную жизнь, о которой вы ничегошеньки не знаете, — торопила красивая занавеска.
— Спеши, тебя ждут!
— Нет, нет, нет, не могу, — всё сильнее дрожал голос прекрасного розового цветка. — Нет, нет, — повторял он и…
Улетел? Остался? Вы правы… Улетел или остался…
Это неправда, что Лето в далёких жарких странах живёт. Живёт оно на чердаке в избушке лесника. На мягкой соломе спит осенью, зимой, весной. Но вот приходит его черёд. Летом Лету не до сна. Оттого и дни такие длинные, а ночи короткие.
Дел у Лета летом — не сосчитать. И в лугах, и в полях, и в лесах, и на опушках. Да что рассказывать, ты и сам знаешь. Наконец всё в порядке, кажется. Присело Лето на полянке отдохнуть перед дорогой.
Дорога у него дальняя, путь далёкий, нелёгкий: в заветном лукошке нужно отнести в город чудесные, почти волшебные подарки — летние цвета, звуки, запахи. А как же иначе? Ведь и о городе подумать надо! Вот только что выбрать, что в лукошко положить? Такое оно маленькое…
Задумалось Лето, глаза закрыло, а оттого звуки будто ярче стали. С одной стороны слышится кукушкин голос: «Ку-ку, ку-ку». Она, кажется, подсчитывает что-то. С другой стороны, с маленькой лесной речушки, доносится песня весёлых лягушат. А прямо над головой Лета, на высокой ёлке, раздается звонкая дробь дятла.
Взмахнуло Лето своим волшебным лукошком, будто зачерпнуло что-то. И попали в лукошко два кукушкиных «ку-ку», один куплет весёлой песенки лягушат и стук дятла. Потяжелело лукошко, хотя нам, людям, пустым показалось бы.
Чем же ещё горожан порадовать? Оглядывается Лето по сторонам. Вот! Целая полянка согретой солнцем ароматной земляники. Как раз для заветного летнего лукошка! И рядом с прежними подарками Лета в лукошке оказались так нужные городу чудесный аромат и нежный цвет лесной ягоды.
«Ещё кое-что поместится», — подумало Лето, тихонько встряхнув лукошко. Вдруг что-то сверкнуло и тут же погасло в тени старого орешника — это солнечный лучик упал на блестящий лепесток жёлтого лютика, а потом тень старого дерева нечаянно укрыла цветок. «Это то, что нужно», — обрадовалось Лето. Горсточка густой зелёной тени, чистая искорка солнца, золотистый цвет лютика — всё, лукошко наполнилось доверху. По лесной тропинке, по луговой дорожке, по дороге просёлочной торопится Лето к широкому шоссе, чтобы на автобусе доехать до города. Всем встречным волшебное лукошко казалось пустым. Это и понятно. Ведь чтобы ожили, подарили себя людям спрятанные в лукошке золотистая искорка лепестка лютика, кукушкино «ку-ку», стук дятла, цвет земляники и аромат её, песенка лягушат, тень старого орешника — нужно все эти подарки из волшебного лукошка достать. Но это будет позже, а пока подошло Лето к автобусной остановке.