– Дошло наконец! Как до жирафа. Да… ссоображением у тебя плохо, пора пить стугерон. – Тетка за рулем захохоталаво все горло. – Ну что, даже так не узнаешь?

С этими словами она притормозила и стащилапарик. На свет появилась до боли знакомая рыжая всклокоченная голова. В светемолнии я увидела Наташкины волосы и лицо морщинистой бабы. От ужаса яраспахнула дверцу машины и вывалилась наружу. Мы стояли возле небольшогокладбища.

– Вампир… Боже, спаси меня! «Отче наш…»Нет, наверное, французские вурдалаки понимают только по-своему. Как это? Innome Dias, spiritus santi…

Оборотень тоже выскочил из «Пежо» и сталтянуть ко мне руки:

– Дашка, не дури, это я, Наталья.

Я в ужасе пятилась задом, пока не уселась намогилу. Рыжеволосый пришелец приближался ко мне, зачем-то потирая мордуплатком. С ужасом наблюдала я, как морщины исчезают и появляется молодое лицо.А когда чудище вынуло что-то изо рта, я свалилась как кегля.

Серенький свет скупо сочился сквозь занавески.Первые минуты я не могла сообразить, где нахожусь. Потолок в пятнах, обои вподозрительных потеках, ковер с прожженной дырой, на нем обшарпанное кресло. Ав кресле – Наташка. Вполне живая, здоровая и веселая.

– Наташка, – прошептала я, глупоприхихикивая, – Натулечка, ты живая?

– Нет, – радостно сообщила мояподруга, – я умерла и явилась тебе в виде духа, весьма плотноготелосложения. – Она рассмеялась и подошла к дивану. – Давай вставай,хватит валяться, нам надо еще кучу дел сделать.

Я ухватила ее за руку – рука была теплой,нежной.

– Господи! – вырвалось уменя. – Кого же мы похоронили?

Наташка закурила:

– Знаешь, что. Лучше начнем по порядку итак доберемся до похорон. Может, сварим кофе?

На крохотной кухне мы сварили кофе, и Наташкастала рассказывать:

– Мы, русские бабы, идиотки. Любойиностранец для нас – Ротшильд. И я такая же. Когда выходила за Гаспара замуж,знала, что у него есть квартира, машина, дом в деревне. Ну, думаю, убила бобра.Денег-то мне всегда хотелось больше всего на свете. И что же? Приехала я вПариж. Все так, да не так. Квартира есть. В Пантене. Понимаешь, да?

Я кивнула головой. Теперь, конечно, понимаю.Пантен – отдаленный район Парижа, рабочая, так сказать, окраина. Дешевые типовыеквартирки.

– Вот-вот, – продолжалаНаташка. – Комнаты размером в клетку для канарейки, кухня как пенал. Имашина тоже была – «Симка», двухдверная. Заводилась, как я говорила, сполпинка. То есть пнуть надо, тогда заведется. Да и дом в деревне тоже был, вБретани, только там свекровь живет. Свекровь вообще-то всегда не подарок, а ужсвекровь бретонка… Поймет лишь тот, кто знает. Вот такой расклад! К тому же мыс Гаспаром начали с первого дня ругаться. Представляешь, он покупал на ужин двакуска ветчины – нас же двое, зачем больше!

Я расхохоталась. Безалаберная, мечтающая обогатстве Наташка была чудесной парой прижимистому, как все французы, Гаспару.Да еще мама бретонка!

– Ага, – возмутилась Наташка, –тебе смешно. Мне первую неделю тоже было весело. А потом пошли слезы. Работынет, друзей нет, денег нет. Сижу весь день, как дура, у телевизора, а вечеромприходит дорогой, любимый и заводит: «Фасоль в банках не покупай – дорого, светв коридоре туши, в кино надо ходить утром по льготному билету». Так мнехотелось послать его и вернуться в Москву! Одно останавливало: как представлю,что наши кафедральные бабы мне сочувствуют…

И вот под Новый год зовет меня мой благоверныйв гости. Приехали вечером. Особняк роскошный, народу полно, музыка играет, еды,выпивки завались. Гаспар, как мы приехали, двинул в столовую и давай нажиратьсяна дармовщину. А я стала по дому бродить. Чуть ли не во все комнаты заглянула,очень любопытно было, как живут богатые французы. Хозяев я не знала, вот ибродила. И в ванной комнате на третьем этаже нашла парнишку. Лежит, глазазакатил. Я на него поглядела – очень уж на ломку похоже. У меня в Москве былиприятели наркоманы, тоже так лежали, пока не кольнут. Полезла в аптечку, а тамвсе наготове: и ампулы, и шприцы. Ну, думаю, не погибать же ему. Взяла иуколола. Минут через пять он глаза открыл, на меня поглядел, и, не успела яопомниться, как раз – уже под ним. Ну, прямо египетские страсти. Кончил он ивроде как заснул, а я моюсь себе потихоньку. Минут через пятнадцать, я уже и помыласьи сигаретку выкурила, он, глаз не открывая, говорит мне:

«Как тебя зовут?»

«Натали, – отвечаю».

Вот тут-то он глаза не только открыл, но ивытаращил:

«Ты женщина?»

«Нет, – говорю, – страус эму. Тычто, не понял? Вот смотри: две ноги, одна голова».

Он как захохочет:

«Ну и набрался же я. Я ведь гомик, меня бабыне интересуют. У тебя стрижка короткая, брюки, задница, как у мужика, а груди,извини, я у тебя не нашел».

«Ничего, – успокаиваю, – не тыпервый, много кто искал и тоже не нашел». Вот так я с Жаном и познакомилась.

Проговорили мы с ним в ванной до утра. А крассвету решили, что я разведусь с Гаспаром и выйду за Жана. Назад в Пантен ябольше не вернулась. Все уладили адвокаты. Мы с Жаном заключили, так сказать,взаимовыгодный контракт. Он откажется от наркотиков – я помогу ему, – затоя должна стать ему матерью. По ночам же я превращаюсь в его любовницу, с однимнюансом – всегда одеваться в мужскую одежду. Мне потом один психолог сказал,что мы нашли гениальный выход – вроде бы я изображала из себя мужика и потакалаего гомосексуальным наклонностям, но, с другой стороны, я была женщиной, ипосле контакта со мной его не мучили угрызения совести. Тогда-то, в ванной,получилось случайно!

Конечно, первый год мы жили трудно. Характерыу нас двоих – о-го-го. А к тому же у наркоманов с нервами полный финиш. Но,знаешь, через год мы были счастливы! Каждый получил, что хотел. Я наконец-тообрела деньги. Жан не был жадным и франки не считал. Я могла делать, чтохотела, покупать все, что угодно… Это было так восхитительно!

А Жан перестал мучиться оттого, что он –педик. Он жил с женщиной и получал от этого удовольствие. А уж что мы с нимделали в спальне, как переодевались, касалось только нас! Софи и Луи меняобожали, все друзья не скрывали радости. Счастливое время. Вот только детей унас не было, что, в общем, не удивительно, учитывая пристрастия Жана, –ну, не мог он по-человечески. И вот через несколько лет мы решили усыновитьмоих, так сказать, племянников.

Наташка встала и подошла к окну.