Они подняли бокалы.

– За ваше здоровье, Инари-сан! – провозгласил Баронет и, искоса глянув на зятя, пробормотал: – И за возвращение хотя бы остатка мозгов в голову этого влюбленного болвана!

Госпожа Такобо пригубила вино, мило при этом разрумянившись. Авдей не мог отвести от нее глаз. Как ни пытался. Его Фрейлина Кодзайсёстала реальностью, пришла к нему из полузабытых сновидений, воплотилась из оставленных памятью грез, и он чувствовал, что душа его плачет и смеется одновременно. Любовная шизофрения, одним словом. Полный анамнез!

Инари-сан, не подозревая, какую бурю чувств подняла в душе падкого на все новое и необыкновенное писателя-фантаста, вежливо кушала жареные бобовые пенки с листьями молодого бамбука и ухитрялась при этом поддерживать серьезный разговор с Баронетом. Авдей в разговор особо не вслушивался (если не считать того момента, когда он отметил странность имени господина Синдзена), он был занят куда более важным делом – любовался прекрасной японкой, при этом лихорадочно вспоминая читанного когда-то Басе, чтоб ввернуть цитату к слову и сразить даму интеллектом.

Хотя при одном взгляде на Инари Такобо становилось ясно, что одним Басе тут не отделаешься. Двадцатидвухлетняя Инари-сан выглядела как ожерелье из сортового жемчуга, интимно лежащее в темной глубине кипарисового ларца. Овал ее лица был безупречен и в то же время как-то пленительно мягок; высокие дуги бровей на светлом лбу, узкие темные глаза, аккуратно очерченный неярким контурным карандашом рот (одновременно такой чувственный и целомудренный!) напоминали о старинных портретах японских придворных дам. Однако одета Инари-сан была вполне по-европейски: приталенное, с длинными рукавами и глухим воротом платье из темно-синего бархата было явно сшито в дорогом парижском ателье. Платье оживлял воротник, кружево которого было выплетено из мельчайших жемчужин. Впрочем, волосы Инари-сан уложила в традиционную высокую прическу, приличную для взрослых, но незамужних японок. Косметики на лице почти не было, да и зачем косметика, если это лицо было безупречно... Изящество во всем, изящество, возведенное в культ и абсолютную степень, – это Инари Такобо.

«Боже ты мой! – отчаянно думал Авдей, и кусочек тигровой креветки не шел ему в горло. – Это не просто женщина. Это... Это воплощенная мечта о женщине, как о чем-то неземном и одновременно находящемся рядом с тобой. Такую женщину вожделеть преступно, но и не вожделеть – еще большее преступление!... О, как она удивительна! Она может свести с ума простым жестом, вроде того, как промакивает губы салфеткой... – Тут в Авдее проснулся потенциальный, дремавший доселе живописец: – Если взять на тончайшую кисть крошечную каплю серебряной краски и легким взмахом провести по матовому стеклу почти незримую линию – в этой линии будет совершенство и законченность Инари...»

И тут Авдей совершенно неприлично громко, с натугой закашлялся, позволив всем влюбленным мыслям на время вылететь из головы. Баронет вскочил и принялся весьма ощутимо колотить известного писателя по спине, как бы помогая преодолеть досадный кашель и одновременно делая какие-то чересчур двусмысленные пояснения для Инари:

– Мой зять,видимо, проглотилслишком большой кусок. Он не заботится о своем здоровье. Он не думает о том, что у него есть жена и дети,которые любят его и не перенесут его потери... Что,Авдей, дорогой? Тебе уже полегчало?Я рад... – с этими словами тесть приобнял багрового от кашля и стыда Авдея и прошипел ему прямо в ухо: – Я с тобой еще дома поговорю, зятек!

После случившегося конфуза Баронет как ни в чем не бывало уселся на свое место и принялся поглощать суши. При этом он обменялся с госпожой Такобо странными взглядами. После чего госпожа Такобо внезапно сказала:

– Вы правы, Баронет-сан. У господина Аудэу (я прошу прощения за неточность произношения его имени) действительно есть жена и дети. Что может быть священнее домашнего очага? Горе тому, кто попытается погасить его светлое пламя... Поэтому я чувствую себя виноватой за то, что не сообщила сразу, где и с кем находится супруга Господина Сочинителя, достойная Виктория-сан. Я немедленно исправлю свою оплошность и расскажу вам все.

– Мы преисполнены внимания, – склонил голову в знак согласия Баронет. – Авдей, ты, надеюсь, преисполнен?

– Безусловно.

–Я уже говорила вам, что нахожусь сейчас в Москве в качестве референта господина Синдзена, официально приглашенного в Россию для заключения ряда важных договоров, выгодных как России, так и Японии. Господин Синдзен – прекрасный человек и благородный политик, но он только человек и только политик, и он, разумеется, не знает, что его референт... потомственный дракон.

– Вы – потомственный дракон? Какого клана? – быстро спросил Баронет, а Авдей захлопал глазами. Он только сейчас вспомнил строчку «Фрейлины» из компьютерной переписки: «Я дракон, но я и смертный человек».Очарование человеческого облика Инари просто лишило его памяти. А, как оказалось, напрасно.

– Наш клан Тодороки весьма древний. Мы носим гербы с изображением гремящего водопада, ибо все драконы клана Тодороки издревле селились подле водопадов, затерянных в безлюдных скалах, – ответила на вопрос Баронета Инари-сан, и тот удовлетворенно кивнул, словно сверяясь с какими-то своими внутренними сведениями о клановости японских драконов.

– Если вам что-либо известно об истинной природе людей-драконов, вы знаете, что им присуще постоянное желание общаться с себе подобными, дабы не чувствовать своего одиночества, которое особенно опасно во время полетов... Тем более это важно для драконов нашего клана, поскольку мы издревле воспитывались как существа, высшей честью которых является служение на благо общества, принесение пользы нуждающимся, а также помощь подобным нам... Оказавшись в России, временно разлученная со своими драконами-соплеменниками, я испытывала приступы жестокой тоски, непонятной для господина Синдзена. Впрочем, я старалась не показывать ему ни слез, ни грустного лица. Тем более что у референта так много ответственных дел! И тут мне улыбнулся Дайкоку...

– Кто? – невежливо проявил свою необразованность Авдей.

– Дайкоку – японский бог счастья и удачи, изображается улыбающимся старцем, вроде Деда Мороза, – скороговоркой пояснил Авдею Баронет и кивнул Инари: – Продолжайте, пожалуйста, госпожа.

– Однажды на встречу с господином Синдзеном пришел русский бизнесмен, владелец нескольких фирм, связанных экспортными отношениями с частью компаний «Нового пути». Его зовут... нет, я лучше напишу имя на бумаге, потому что у меня появляется сильный акцент, когда я произношу имена... – и Инари черкнула карандашом по салфетке.

– Сергей Павлов? – прочел Баронет. – Никогда не слыхал о таком бизнесмене. Впрочем, их сейчас много, и они стараются себя не афишировать... И чем же этот Сергей Павлов стал для вас интересен?

Цвет глаз госпожи Инари неуловимо изменился: теперь они отливали бронзой, словно у змеи. Или дракона. Она тихо вздохнула:

– Наверное, мне будет непросто это объяснить... Как поэт чувствует, что перед ним оказался другой поэт, хотя ни тот, ни другой еще не прочитали ни одной строчки своих стихов?