– Ваше постоянное злоупотребление спиртным, причем в критических дозах, привело ваш организм, товарищ полковник, в состояние высокой алкогольной интоксикации. И немудрено, – тут воскресшая докторша возвысила голос, как профессор на лекции, – что ваша и без того лабильная психика потерпела сокрушительный удар. Все признаки delirium tremens налицо: галлюцинации, причем весьма сильные, расстройство сознания и нарушение правильной моторики...

– Чего нарушение? – тихо сатанея, спросил полковник Кирпичный.

– Двигательных рефлексов, – отмахнувшись от назойливости Дрона Петровича, пояснила врачиха. – Несомненно, что на данной стадии белой горячки необходим курс интенсивной терапии, включающий капельницу, затем экстренную очистку микрофлоры кишечника, далее неплохо бы использовать душ Шарко, м-м, прием фитотерапевтических препаратов и, наконец, психокодирование. Да-да, и не надо смотреть на меня такими глазами, товарищ полковник Вам еще предстоит сдать анализы!

– Да что вы мне горбатого лепите! Дурь порете! Чушь все это несусветная! – заорал-зашипел полковник Кирпичный, брызгая слюной.

– Что вы шипите на меня, как опустевшая клизма?! – в свою очередь возвысила голос врачиха. – Попрошу мне не указывать на мою некомпетентность! Мой долг – спасти вас от пагубного порока. Чего бы мне это ни стоило.

Врачиха подошла к настенному шкафику, за матовым стеклом которого угадывались упаковки с одноразовыми шприцами и коробки ампул. Ия Карловна быстро выбрала подходящую ампулу, легко, голыми пальчиками отломила стеклянную головку и принялась набирать содержимое ампулы в шприц, изредка при этом бросая быстрые непонятные взгляды на замершего в каком-то отупении начальника охраны колонии.

– Что это? Зачем это? – слабо засопротивлялся Кирпичный, когда Ия Карловна со шприцем наизготовку двинулась к нему.

– Спокойнее, Дрон Петрович! Это успокоительное, для снятия абстиненции и тремора. Вы же сами видите, у вас тремор, руки дрожат и... все остальное.

– Не надо меня лечить! – заорал полковник и кинулся в противоположную сторону комнатки. – Нет у меня никакого... делириума! Это все вы, вы сами мертвая! Вас вчера вечером крысы загрызли! И еще девятерых человек! Насмерть!

– Вот видите, – снисходительно усмехнулась Ия Карловна и неотступно стала кружить по комнате за полковником, не выпуская шприца из рук. – Вас просто преследуют галлюцинации. Как я могла бы быть вчера мертвой, по вашим словам, если сейчас я живая и вполне настоящая женщина...

Ия Карловна отложила в сторонку шприц и как-то очень чувственно усмехнулась. А ошалевший от всего происходящего полковник вдруг увидел, что у врачихи чрезвычайно соблазнительные губы и грудь под халатом дышит как-то очень возбуждающе. Ия Карловна притиснула полковника к столу и вдруг впилась поцелуем в его не ожидавший такого поворота событий рот, одновременно расстегивая шаловливой ручкой полковничьи штаны. Кирпичный застонал и открыл обезумевшие глаза. Непонятно, каким образом, но врачиха уже была полностью нагая, и темные вздувшиеся соски ее грудей нацелились на Дрона Петровича как пистолетные дула.

– Ия Карловна, да что же это?! – жалобно как-то простонал полковник, понимая, что лежит на столе, а врачиха уже оседлала его и понеслась в бешеной похотливой скачке, запрокинув голову с оскаленным и визжащим алым ртом...

И разом все кончилось. Обессиленный полковник даже не почувствовал, как Ия Карловна вколола ему шприц под самое сердце. По телу Кирпичного разлилась бездумная истома, он, наверное, на несколько минут задремал и очнулся оттого, что врачиха ощутимо трясла его за плечо:

– Дрон Петрович, очнитесь! Как вы, однако, плохо переносите азалептин.

– Что? – открыл глаза полковник и помотал головой, приходя в себя и оглядывая собственное тело. Тело было одетым, и беспорядка, свидетельствующего о недавнем чудовищном распутстве, вовсе не наблюдалось. Кирпичный глянул на Ию Карловну.

Та выглядела совершенно безукоризненно и официально, и халат ее был застегнут на все пуговицы. «Черт-те что, – подумал Кирпичный. – Было это или не было?»

– Вы находитесь во власти галлюцинаций, – ласково-убедительным тоном сказала ему Ия Карловна. – Галлюцинации же есть порождение ваших подсознательных желаний, фобий, комплексов... И все это – из-за неумеренного потребления алкоголя. Ну да ничего. Я вас вылечу. Лишь бы на это было ваше желание.

– А как же мертвецы? Загрызенные крысами?

– Ох, как трудно с вами, Дрон Петрович! Нет никаких мертвецов, все это ваши гал-лю-ци-нации. Понятно?!

– Понятно. А... то, что мы сейчас с вами...

– Что?

– Ну, это...

– Не понимаю. О чем вы?!

– Ну как, вы и я, на столе... Это...

– Да вы что, смеетесь?

– Нет, – зло сказал полковник Кирпичный. – Опять, видать, галлюцинирую. Ладно. Спасибо вам, доктор, за лечение, а только надо мне приступать к моим прямым обязанностям.

– Как?! А терапия? Душ Шарко?!

– Подождет душ, никуда не денется.

С этими словами полковник Кирпичный решительно вышел из больничного блока, ощущая на душе гадкую пустоту. Будто кто-то обманул его, как лоха непутевого, а он этого даже не заметил...

И вдруг полковника осенило.

– Стой! – сказал он сам себе. – Мертвецов нет, значит, вчерашних? А кого ж тогда я нафотографировал и карточки запрятал в сейф?! Вот оно, хе-хе, доказательство! Врешь, врачиха, хоть и трахаешься ты хорошо! Нету у меня галлюцинаций!

И полковник Кирпичный рысью побежал к себе в кабинет, чтобы подтвердить эти свои торжествующие мысли. И осеннее солнце, переваливая за полдень, подбадривающе посветило ему в спину, дескать, давай, дерзай, мужик, борись за правду, и никаких гвоздей!

Нетерпеливыми руками отпер полковник дверь своего кабинета и быстро захлопнул ее за собой, словно боясь, что непонятный врачихин delirium tremens, вроде хищного зверя из видеофильмов ужасов, настигнет его и вцепится в спину.

Тут только и перевел дух Дрон Петрович, оглядывая стены родного кабинета. Все тут было близкое и знакомое, до последнего плевка в плевательнице и мухи, случайно прибитой на старой побелке стены. И сейф тоже был успокоительно заперт и опечатан при помощи кусочка неровной, пожелтевшей от клея бумажки. Ключи от сейфа предусмотрительный полковник, не знающий иногда, где застанет его пьянка, всегда прятал в тайном месте – на гвоздике за портретом товарища Дзержинского, как бы доверяя железному чекисту свои самые секретные материалы.

Железный Феликс и на сей раз не подвел – ключики были на месте.

– Сейчас, сейчас, – торопливо звякнул замком Кирпичный, отпирая сейф. – Посмотрим, у кого галлюцинации и тременсы! Фото – это документ! А документ врать не может!

И с этим твердым убеждением полковник вытащил на свет божий плотную пачечку полароидных карточек. Тех самых, на которые потрудился отснять загрызенные крысами трупы.