«удочкой» и ходил рядом, пока ему не сообщили, что машина вскрыта.

– Какой удочкой? – Я подумал, что это тоже какая-то шутка.

– Зелень, – цыкнул Михаил Аркадьевич. – Учите матчасть. Удочка – это перехватчик сигнала от брелка к машине, снабжённой системой бесключевого доступа. Обычно его носят в рюкзаке или сумке и таскаются за жертвой, пока не угонят. Мы будем смотреть камеры из центра, но эти черти скрывают лица, тем паче сейчас все в масках. Эпидемия, мать её. – Михаил запахнулся и зябко передёрнул плечами. – Не передумали?

– Нет! – с готовностью ответила Айрис. – Наоборот, вы нас только убедили этим заняться.

– Ах ты, сучка лупоглазая, – добродушно рассмеялся следователь. – От тебя, наверное, в детстве игрушки прятали?

– У меня их и не было, только программа ежедневных занятий с обязательным исполнением нормы.

– Ясно, жертва нереализованных мечтаний родителей.

– Так точно, – согласилась Айрис.

– Как только я узнаю, что потерпевшие написали заявление, передам им вашу визитку. Если они решатся, ждите звонка.

– Спасибо, – поблагодарили мы следователя синхронно с Айрис.

– Удачи. – Михаил пожал нам руки и потрусил домой. Со спины его можно было принять за тракториста или сантехника, но никак не следователя. Айрис нетерпеливо потянула меня к машине.

– Поехали, может, успеем ещё застать их там.

– Зачем? – Я понял, что она говорит о потерпевших.

– Хочу увидеть их лица и восстановить в памяти, где, когда и с кем я их видела. Если увижу человека с «удочкой», то это будет удача.

На месте преступления уже моргала световой иллюминацией полицейская машина. Любопытный народ стоял неподалёку, жадно впиваясь глазами и ушами в процесс оформления преступления. Айрис попросила меня остаться в машине. Натянула на лицо медицинскую маску, натянула капюшон и протиснулась в первые ряды. Через пять минут вернулась в машину, села на своё место и откинулась на спинку с закрытыми глазами. Я не стал её ни о чём спрашивать, зная, что в этот момент её биологическая память пыталась найти в синтетических устройствах нужные моменты.

– Есть! – Айрис открыла глаза. – Три часа назад я видела эту семью на фудкорте. Рядом с ними сидел мужчина в зелёной куртке. Возле него на стуле стоял рюкзак песочного цвета. Мужчина был в маске, из-под которой торчала чёрная борода. Глаза тёмные. Уши оттопыренные. На правом ухе в мочку вдето кольцо. На пальцах рисунки.

– Это татуировки или наколки, как их называют блатные. И как мы его найдём?

– Пока не знаю. Дождёмся решения потенциальных клиентов. Предлагаю завтра посетить все места, куда съезжаются люди на дорогих машинах. Походить, побродить, поприглядываться.

– Хорошо. Завтра у меня как раз выходной.

– А мне придётся снова врать, что я болею. Они и так подозревают меня в тайном алкоголизме.

– Это даже лучше. Взывать к совести больного легче, чем к совести алкоголика. Запой – это святое. – Я вспомнил пьяные прогулы Петровича. Никому на ум не приходило звонить ему и просить выйти.

Мы поехали домой окружными путями, петляя по городу. Айрис показывала на машины пальцем и спрашивала их стоимость. Я оценивал примерно, так как не был большим специалистом в этой области. Я считал наш город довольно скромным по доходам населения, но когда пришлось акцентировать внимание на автомобилях из нескромного ассортимента, понял, что подпольных Корейко у нас завались. Заезжим гастролёрам было из чего выбирать.

Мы вернулись домой уже за полночь. Погода начала портиться, поднялся ветер, завьюжило. В окна порывами шуршал колкий снег. Айрис согрела чайник, разлила нам горячий чай для согрева и выключила во всей квартире свет. Я попытался что-то сказать, но она прикрыла мне рот пальцем.

– Просто слушай, – попросила она меня.

Мы пили чай и слушали, как за окнами неистовствует вьюга. От мысли, что снаружи сейчас холодно, а дома тепло, по душе разливалось парным молоком чувство неги. Чай закончился, а мы всё слушали завывания и свист стихии. Айрис заговорила первой.

– Я никогда не испытывала подобного ощущения, – призналась она. – Вся моя жизнь – это безопасность и комфорт. Само собой, на станции нет необузданных стихий. В природных парках иногда идёт дождь, иногда снег, грохочет гром, но ты знаешь, что это симуляция. Вернее, теперь я понимаю это отчётливее, что у нас симуляция, а у вас всё настоящее. Настоящий ветер, мороз и снег очень красивы. Они же легко могут убить тебя. Тебе надо прятаться и наблюдать за ними со стороны. Наслаждаться силой и красотой из безопасного места. Меня это очаровывает.

– А я привык и даже не замечаю. Метёт и метёт. Завтра на дорогах будет полный капец, и меня это разочаровывает.

– У, скучный абориген. Всё, идём спать. Надо хорошенько отдохнуть перед великими делами. – Айрис вышла из-за стола.

Я направился за ней, будучи уверенным, что мы идём в одну комнату, но оказалось, что это не так. Айрис остановила меня на входе в тёткину спальню.

– Спать – в смысле отдыхать и набираться сил. – Она приложила мне ладошку к груди и мягко надавила. – Рядом с тобой этого не получается.

Она и польстила и отшила меня одновременно. Немного разочарованный, я отправился на свою кровать. Вопреки ожиданиям, что тестостерон ещё долго будет бурлить в крови и не даст мне спать, уснул я мгновенно. Проснулся оттого, что выспался, но за окнами до сих пор нормально не рассвело. Засвистел чайник. Я выбрался из кровати и прошёл на кухню. Стрелки больших настенных часов показывали около девяти утра. Айрис смотрела в окно, за которым не было видно ничего, кроме белой пелены метели. С ночи она усилилась многократно.

– Привет! – первым поздоровался я.

– Привет, – поприветствовала она меня, не обернувшись. – Пытаюсь понять: непогода для преступников друг или враг?

– Друг, наверное. Чем меньше их видят, тем лучше.

– Если так, то они решат использовать момент. Предчувствую, сегодня будет жарко. – Айрис повернулась ко мне. – В переносном смысле.

Мне показалось, что у неё припухшие веки, как после плача.

– Как спала? – спросил я.

– Хорошо, – ответила Айрис, вздохнув. – Грустила.

– Почему? – спросил я заинтересованно.

– Я проснулась, подошла к окну, не увидела из-за метели соседних домов и почему-то почувствовала себя одинокой. Мои поступки – они такие же, как эта вьюга, изолируют меня от всех и всех от меня. – Она снова вздохнула и вытерла глаза рукой. – Мгновение слабости, не обращай внимания.

– Всё нормально, Айрис. Я понял твою аллегорию, потому что сам иногда чувствую за собой такое. Мир вокруг меня существует, но я будто вне его, как инородное тело. Я понимаю, что сам создаю вокруг себя эту капсулу изоляции, но мне так комфортно в ней, что нет никакого