Закидываю ее ноги к себе на плечи, трусь о белоснежный шелк ее бедер, дурею от одного только вида того, как она готова сейчас. Мрак мне в душу, я буду сам сражаться с ней на саблях дни напролет, если в конце она будет такой же возбужденной.

Наклоняюсь, прохожу языком размашисто, исследую, поглаживаю, собираю пряную влагу, схожу с ума. Знаю, что все это только для меня одного. Проникаю внутрь и чувствую, как сжимается, загоняет меня в петлю. Тонкие пальчики вплетаются в мои волосы, и Ария рычит и всхлипывает, не в силах удержаться на краю. Толчок, еще один, восхитительная сладкая дрожь и крик, будто переступила черту.

Но я не позволяю ей шагнуть за пределы: тяну, мучаю, извожу. И себя, и ее. Когда чувствую, что она на грани, замедляюсь, сбавляю обороты и даю немного передохнуть. А когда она долго выдыхает в потолок, будто верит, что позволю ей отдохнуть от сладкой муки, налетаю снова. Кусаю, целую, толкаюсь в горячую плоть пальцами. Она крутится под руками и истекает соками. Я пропитываюсь ее запахом, сладким ядом, отравляющим кровь.

Она взяла меня в плен, а не я.

Ее голос крошится, язык путается, слова не складываются, разбираю только окончания своего имени: «…нзо-о-о». Шепот переходит на вытянутый стон, а пальцы в волосах сцепляются до сильной боли. Отрезвляющей, но такой одновременно пьянящей.

Ария тянет меня вверх, обхватывает плечи руками. Щеки влажные от слез, а губы распухли от укусов, но глаза темные, они обещают мне бесконечные грозы.

Мгновение и мы меняемся местами, а Ария уже на моих бедрах, прижимает меня к кровати и почти светится алым. Она тянется к шнурку и распутывает его в два движения, позволяя кровавому водопаду упасть на плечи. Трется, умопомрачительно трется, дразнит. Чуть приподнимается и заводит руку назад. Касается меня. Властно, почти жестко, выбивая из груди звериный рык.

– Раз уж это наказание, – тянет она, а голос течет сладкой патокой и режет острыми лезвиями, – то наказывай, как следует, пират.

Не вхожу, а вонзаюсь, вжимая в себя. Она почти кричит и откидывается назад.

– Ария, почему я будто отравлен? Почему так, морские демоны, хочу тебя? – рычу и сдавливаю ладони на ягодицах. – Быстрее, моя фурия, я на грани…

Ускоряется сама, впивается зубами мне в плечо, будто хочет разорвать на части. Сдавливает бедрами и последний раз подается вверх, чтобы через мгновение принять до самого основания, до искр перед глазами. Горло сжимает так, что даже не могу кричать, только хриплю, захлебываясь стоном.

Ария упирается руками в мою грудь, ее голова запрокинута назад, а тело содрогается и блестит от пота в свете люнн.

Смотрит на меня и ее глаза искрятся.

– Мы оба отравлены, Энзо, – шепчет Ария пересохшими губами.

Стою на палубе и всматриваюсь в остров, куда мы скоро причалим. Рядом застывает Скадэ, и вид у него предельно мрачный. Серые глаза наполняются колким льдом, губы поджаты, а руки то и дело касаются рукояти сабли.

– Опасно там, девочка. Гиблое место, – говорит моряк и смотрит на меня сверху вниз. – Сады русалок. Я о них только в книжках читал, да мама рассказывала. Оттуда не возвращаются.

– Мы вернемся, Скадэ, – отрезаю и поправляю ворот куртки из плотной иссиня-черной ткани. Поднимаю взгляд на пирата и сжимаю его руку в ладони. Холодная. Даже слишком, – я тебя в обиду не дам.

Он хохочет, но взгляд остается таким же колючим.

– Что ищем, девочка?

Качаю головой.

– Я не знаю. Но надеюсь, что карта укажет нам путь.

Повожу плечами, прислушиваюсь к телу.

Грудь и спина стянуты ремешками и закрыты вшитыми в ткань защитными пластинами. Я выдержу одно прямое попадание, если кто-то рискнет атаковать.

Такие же штаны обтягивают ноги, но не сковывают движений, прячутся в невысоких мягких сапогах. Энзо даже пытался меня уговорить остаться на корабле, но я поклялась, что пойду за ним тайком, если придется. Не удержит.

Не брошу одного. Даже если Федерико тоже пойдет – не отстану. Больше клинков – больше возможностей.

Ты же совсем его не знаешь, шепчет что-то внутри. Посмотри, какой ты стала! Не стыдно в зеркало смотреться? Не стыдно кричать под человеком, что отнял у тебя все?! Очнись, Ария, остановись! Беги, пока можешь!

Сжимаю руку в кулак и поглаживаю оружие. Оно вселяет в меня уверенность.

– Но я не хочу бежать…

Я больше не хочу бежать. Мы и правда оба отравлены и, видит Ишис, мне нравится этот яд.

Энзо подходит со спины, почти неслышно. Только теплый воздух врезается в затылок.

– Ария, прошу… посторожи корабль. Я даже готов отдать управление в твои руки.

Его шепот едва слышен, и я догадываюсь, каких усилий ему стоило такое предложение.

– Нет, – поворачиваю голову, ловлю взгляд Энзо и улыбаюсь краешком губ.

Любуюсь им, взволнованным, растрепанным, с глазами полными зелени и теплого солнца.

Ничего не могу с собой поделать. Въелся в меня, проник в кровоток, разлился там кипящей лавой, горькой полынью и яблочной сладостью.

Что мне с тобой делать, Энзо? Бессмертный. Ты встанешь после смерти, я знаю, но мое сердце будет умирать вместе с тобой каждый раз.

Каждый. Чертов. Раз.

– У тебя много людей, – говорю и смотрю на десяток островов, восемь из которых парят в воздухе без какой-либо опоры. – Есть кому сторожить.

Касаюсь его щеки, почти неощутимо, нежно. Пытаюсь успокоить, но проще было бы заставить камень цвести.

– Доверься мне, пират. Выдохни. Я крепко стою на ногах, волноваться не о чем.

– Нет, – говорит он строго и прикрывает глаза от ласки. – Не пират. Энзо. Я доверяю тебе, только будь рядом, не чуди, а то накажу, – он приоткрывает веки и смотрит сквозь полуопущенные ресницы, трется о мою ладонь гладко выбритой щекой.

– А ты любитель наказаний, как я посмотрю, – тихо смеюсь и поглаживаю кожу пальцами. Моя бледность резко контрастирует с его загаром. – Чудить не буду, – торжественно прикладываю руку к сердцу, – клянусь потрохами медузы!

Он тяжело выдыхает и крепко прижимается ко мне, говорит за спину:

– А ты куда нарядился?

Чуть поворачиваюсь и смотрю на измученное скукой лицо Федерико.

Измученное настолько, что на остров он поглядывал почти с радостью. С надеждой! Клянусь каракатицей, он походит на ребенка, которому полжизни запрещали шоколадные конфеты, а потом внезапно привели в кондитерский магазин.

Энзо под моими руками напрягается, каменеет. Запрокидываю голову и замечаю, каким жестким стал его взгляд.

– Еще один! Вы меня в могилу сведете, – шипит он. – Скадэ, ты вот спокойный и рассудительный – скажи им!