И, резко мотнув головой, начал ходить туда-сюда. Иван сперва молчал, а после все-таки спросил:

— А что там случилось с этим Пассеком?

Орлов остановился, посмотрел на Ивана, после посмотрел на царицыну дверь, а после опять на Ивана — и сказал такое:

— Убить они хотели государя, вот что. Пассек и Бредихин, наши офицеры. Подкараулить ночью и убить. А после, но это уже другие, сам это понимаешь, что не Пассек, соберут Сенат и предложат наследника Павла Петровича короновать. А так как годы у него еще совсем слишком юные, то регентшей назвать вот эту, — и Орлов кивнул на царицыну дверь. Потом продолжал: — И это дело у них уже почти что сладилось, да дураки-солдаты проболтались. И майор Воейков как узнал, так сразу Пассека под караул — и сразу же начали розыск, взяли еще Бредихина, ищут еще… Э! — спохватился Орлов. — Чего это я вдруг как те солдаты? Господину Клушину такое не понравится. Розыск еще идет, поэтому как бы кого не спугнуть! И это я не про тебя, конечно, но все равно порядок есть порядок и у стен есть уши, это знаешь? И про Клушина слыхал?

— Слыхал, — нехотя сказал Иван.

— Клушин! — еще раз сказал Орлов. — Вот, брат, где настоящая сила! Царства рушатся, короны сотрясаются, народы бегут кто куда, и только один господин Клушин даже в ус не дует. Потому что, я еще раз говорю, вот где она, настоящая сила! — и тут он даже поднял руку со сжатым кулаком, а кулак у него был, чего и говорить, здоровенный, и он опять заговорил: — Вот где сила, а не в тех…

Но тут он вдруг замолчал и оглянулся. И нехорошо заулыбался! Иван тоже туда глянул — и увидел, что это из своей двери вышла царица. На царице опять было новое платье, оно было лучше тех прежних, но все равно, подумал Иван, было оно не слишком царское, особенно не для сегодняшнего случая. И еще: царица была в сильном гневе, это было сразу видно. Она так и сказала — очень гневно, глядя при этом только на Орлова:

— Вы меня простите, господа, но я не солдат, я не умею вставать по тревоге. Вы знаете, сколько нужно времени для того, чтобы собраться хотя бы к малому выходу? А тут, я понимаю, дело куда более важного свойства. Не так ли, господин поручик?

Орлов на это только дерзко усмехнулся и сказал:

— Да что вы, ради Бога, ваше величество, вы на меня не гневайтесь. При чем здесь я? Что мне было приказано, то я и делаю. Все ради вас, ваше величество! — и тут он опять усмехнулся. Веселый какой!

А царица, та опять строго спросила:

— Где Питер? — и тут же поправилась: — Где государь?

— Не могу знать, — сказал Орлов, теперь уже тоже серьезно. — Да мне такое и не положено знать. А я знаю только вот что, я вам еще раз говорю, что сегодня на десять утра назначена служба в Казанском соборе. Очень большая служба, и всем известно, по какому это нешуточному поводу. А мы все еще здесь. Так что я могу повременить еще только пять минут, не больше, после чего мы сразу отъезжаем. Поэтому не смею вас больше отвлекать, ваше величество, вы прикажите своим людям, чтобы они не мешкали, а мы с господином ротмистром, если вы нам такое дозволите, пока что постоим на крыльце. Прошу вас, ротмистр!

И тут он указал на дверь, и Ивану ничего другого не осталось, как выйти вон. Орлов тоже вышел, там сразу повернулся к караульному, а это был Прищепко, и велел ему сбегать вперед по аллее и сказать господам офицерам, чтобы уже подавали карету сюда. Прищепко козырнул и убежал. Теперь, когда они остались на крыльце одни, Орлов повернулся к Ивану и очень сердитым, но зато не очень громким голосом сказал:

— Вот так всегда! Покуда кто-то прохлаждается… Нет, даже напротив, покуда он горячится, мы бегай как псы! И еще мы янычары! А он тогда кто? Султан басурманский, так, что ли?! И вот мы приехали в гарем, взяли под белые ручки, свезли на люди, показали, а после, что ли, головой в мешок… — Но тут он замолчал и осмотрелся, а после уже совсем тихо спросил: — А ты про Пассека откуда знаешь?

Иван подумал и ответил:

— Доложили по команде.

Орлов тоже подумал и сказал:

— Ну, может, ты и прав. Зачем лишнее болтать?

— Конечно, незачем, — сказал Иван. И вдруг уже сам спросил: — А разрешите поинтересоваться, господин поручик: а бумага у вас есть?

— Какая?

— А на предмет государыни. Что вам велено везти ее в столицу.

— А у тебя? — спросил Орлов.

— Что у меня? — спросил Иван.

— А у тебя у самого бумага хоть какая-нибудь есть? — спросил Орлов. — И ты вообще кто такой? — уже совсем зло спросил Орлов. И даже еще злее продолжал: — Я Алексей Орлов, Преображенского полка поручик, меня сюда прислал мой непосредственный начальник, полковник нашего полка… Кто наш полковник?

— Государь…

— Вот! Сам сказал! Вот кто меня сюда прислал! И еще приказал не мешкать! А тут я должен с тобой…

Но тут он опять замолчал, потому что обернулся. И Иван туда тоже посмотрел — и они разом увидели, как из-за деревьев выехала давешняя карета с одним офицером вместо кучера и еще двумя на запятках. Теперь преображенцев опять стало четверо, а он по-прежнему один, почему-то вдруг подумалось Ивану. А дальше он даже подумать еще не успел, но уже велел Прищепке сбегать в кордегардию и привести сюда всех наших. Прищепко козырнул и убежал. Орлов пожал плечами, обернулся — теперь уже обратно — и прислушался. Иван тоже прислушался. Сзади, в Парадной зале, раздались шаги. Шаги были дамские, это двоих, и еще одни мужские, это Шкурина. После первой на крыльцо вышла царица, она была уже в шляпке и с пелеринкой на плечах, за царицей шла та самая служанка, которая вчера прислуживала за столом, а теперь она держала узелок с вещами, и третьим был Шкурин с сундучком. Там, надо думать, тоже были царицыны вещи. Царица, это сразу было видно, была очень расстроена, она повернулась к Орлову и наполовину просительно, наполовину сердито сказала:

— Я так не могу. Господин Мишель должен прийти с минуты на минуту. Он должен прибрать мне голову.

— В столице приберут! — грубо сказал Орлов. — Садитесь, государыня, нам некогда. И вы садитесь, господа!

Это последнее он сказал Шкурину и