– Я задал вопрос... Мы не встречались в тренировочном бою?.. Сдаётся мне, когда-то ты обучал меня...

Боевик молчит.

– Талгат...

– Я, Толик, не стал бы тебя убивать, даже если бы победил... – говорит Талгат. – Сам я не помню, но мне рассказывали... Что произошло тогда... В последнюю встречу... Я всегда это помню... Но ты меня радуешь – научился владеть ножом лучше меня...

– После тебя я учился и у других...

– Век живи, век учись... – говорит Талгат.

Он поднимается и опять вытирает со лба кровь. Сохно опускает руку с ножом. У стены стонет раненый. Майор бросает в сторону раненого короткий взгляд, и в это время быстрый Талгат тенью мелькает перед глазами и исчезает в проходе.

– Оставайтесь с ранеными, – скороговоркой командует Сохно, а сам стремительно бросается за беглецом. Но уже через пять шагов по проходу понимает, что поиск в темноте и бесполезен и опасен. И возвращается.

– Вы его знаете, товарищ майор? – спрашивает десантник.

Сохно поднимает на десантника задумчивые глаза, но словно не слышит вопроса...

– Товарищ майор...

– А?.. Да... Он не договорил поговорку... Век живи, век учись – дураком останешься... Мы воевали вместе... В Афгане... Он был тогда старшим лейтенантом... Тоже – спецназ ГРУ... Был лучшим спецом по фехтованию на ножах...

...Летний Афган – пыльный и жаркий. Зимний Афган – пыльный и холодный. Но и в летнем, и в зимнем Афгане одинаково не хватает воды...

...В кишлаке большая база одного из отрядов инженера Масуда[27]. Кишлак бомбили дважды. Но разведка доносила, что оружие со складов по-прежнему продолжают получать. Значит, бомбардировки цели не достигли. Иными способами пробиться сюда возможности не было.

Капитан Сохно получил приказ подобраться к кишлаку на максимально короткую дистанцию, провести разведку и в заранее определённый час дать вертолётам-ракетоносцам наводку. График был расписан почти поминутно. При этом командование, как всегда, настаивало на разведке силами по меньшей мере двух взводов – слишком много вокруг кишлака стояло маленьких летучих отрядов моджахедов. И заставили-таки выйти такими силами. Но всем составом отряда идти в глубину территории – значит обрекать на смерть себя и солдат и одновременно отказаться от выполнения задания. Их сразу обнаружат, сразу окружат и уничтожат ещё до прихода подкрепления, если вообще возможно в такой густонаселённый район выбрасывать подкрепление. Потому Сохно, предварительно согласовав вопрос со своим комбатом подполковником Согриным, оставил весь отряд в верхнем ущелье, недалеко от места высадки, приказав командиру второго взвода расставить посты наблюдения так, чтобы их самих никто не смог наблюдать со стороны, и сидеть там до точно определённого времени. Потом выступить в прикрытие и отсечь возможного противника. А сам отправился с солдатом радистом и командиром первого взвода старшим лейтенантом Талгатом Абдукадыровым вперёд. Экипировались при этом в неуклюжие штаны-сапоги от костюмов противохимической защиты. Резиновых сапог на афганских складах не водится, только калоши.

Карта показывала единственную возможность подобраться к кишлаку незамеченными – через кяриз[28]. Эта же карта показывала вход через смотровую площадку в двадцати пяти километрах от самого кишлака. Что такое марш-бросок на двадцать пять километров – кто пробовал, знает! А марш-бросок под землёй, по тоннелю, где невозможно выпрямиться в полный рост, да ещё в костюме ПХЗ, чтобы не промокнуть насквозь, да ещё тащить оружие и сухой паёк на три дня, отведённые для выполнения задания, плюс рация «стопятка»...

Но и это не самое неприятное. Самое неприятное заключалось в том, что выход из кяриза находился в самом центре большого кишлака, где предстояло проводить разведку. Но саму разведку осуществлять следовало со склона горы. Значит, надо незаметно выйти, незаметно пробраться через кишлак, переполненный моджахедами, незаметно пробраться мимо внешних постов за пределы улиц и кварталов, а потом забраться на склон горы, замаскироваться там и вести пристальное наблюдение, чтобы определить месторасположение складов с оружием и боеприпасами.

Они бежали «гусиным шагом». Это лютое издевательство над собой – так бегать. Изощрённый мазохизм. Но они бежали, по очереди включая фонари, а часто и вообще в темноте, чтобы сберечь батарейки. Им необходимо было уложиться в расчётное время. Задняя часть бедра несколько раз напоминала о себе, готовая скрутить ногу судорогой. На этот случай Сохно для себя и для других приготовил иглы. Самые обыкновенные иглы от медицинских шприцов. Судорога стягивает мышцы – уколи посильнее ногу, и боль заставит забыть про судорогу. Можно снова бежать. И обязательно считать шаги, обязательно сверять время. Иначе нельзя. Иначе вся операция провалится. Вернее, операция-то не провалится, но они не сумеют выбраться.

Казалось, они бежали уже десять лет, когда Сохно дал команду:

– Стоп! Первая точка! Двадцать километров...

До кишлака осталось бежать ещё два с половиной года.

Дыхание у всех троих короткое, прерывистое. Стараются продышаться, но в кяризе и продышаться трудно, хотя вода и несёт чистую горную свежесть.

Там, на первой точке, он и оставил Талгата. Самое ответственное задание.

– Могу тебе только посочувствовать... – сказал при расставании.

– Я выдержу, – ответил Талгат угрюмо.

Фугасный заряд они устанавливали все вместе. Труднее всего было подвесить его к потолку. Подвесили, вставили взрыватель, протянули на предельное расстояние шнур. Пожали руки остающемуся. С чувством, с надеждой. Им идти, им красться, им снимать при надобности часовых, им наблюдать и сообщать. Это ерунда по сравнению с тем, что предстояло ему. Ему стоять двое суток на одном месте, согнувшись, потому что выпрямиться там негде – потолок слишком низок. Сесть в воду нельзя. Замёрзнешь. Вода ледяная, ледниковая. И темнота вокруг непроглядная. Можно, конечно, и фонарь включить. Но потом придётся назад десять лет бежать в темноте. Двое суток стоять в темноте на одном месте и слушать журчание ледяной воды. Двое суток держать в руке шнур от фугасной мины. И не прозевать нужный момент – дёрнуть шнур. Именно – в нужный момент. С ума сойти можно. Как спина будет разламываться от неудобной позы? Как силы будут утекать и утекать вместе с журчащей водой? Что мерещиться будет в этой темноте?.. Какие голоса придут и будут пугать и что-то шептать?..

А они пошли...

Они вышли в нужном месте перед самым рассветом, когда бывает особенно темно, и у часовых появляется самая сильная усталость. Они благополучно пробрались через улицы, всего дважды спрятавшись в арыках от проходившего патруля. Они вычислили и обошли внешний пост, а потом, уже с рассветом, забрались на склон горы, замаскировались и по очереди вели наблюдение, отмечая на подробнейшей карте всякое передвижение внутри кишлака. Это была привычная работа спецназовца. А потом, когда в назначенный час прилетели вертолёты, они развернули рацию и давали наводку. НУРСы нашли в этот раз правильную цель. Склады разбомбили. Боеприпасов там было столько, что взрыв уничтожил и весь кишлак. Люди, что в живых остались, бежали в страхе, потому что раздавались новые и новые взрывы.