— Я не один, — сказал Том.

Джекки рассмеялся, а идущий рядом с ним мужчина ответил: «Беда в том, что твой дружок — воображаемый. Что у тебя в рюкзаке? Сними и дай нам взглянуть».

Из ночи слева от Тома, со склона, который уходил к морю, вышел зверь, его глаза блестели в свете фар. Койот с оскаленными зубами.

На Тома Биггера койот даже не посмотрел. Со смелостью, столь нехарактерной для этих хищников, угрожающе двинулся на двоих мужчин.

— Это собака? — спросил Джекки.

— Черт, нет, — ответил второй.

Словно вызванный заклинаниями и пентаграммами, еще один койот выступил из темноты, следом за первым. Тут же появился третий.

Джекки попятился.

— Шугани их, Джордж.

Джордж выстрелил в воздух, но звери не испугались.

Из темноты и высокой травы материализовывались все новые койоты — четвертый, пятый, шестой, седьмой.

Стрелок, он же водитель, скользнул за руль, захлопнул дверцу. Звук этот послужил сигналом к отступлению для остальных. Они тоже укрылись в салоне внедорожника.

Теперь, когда другой добычи на шоссе не осталось, Том Биггер ожидал, что койоты набросятся на него, но зверей по-прежнему интересовал только автомобиль.

Пару минут водитель ждал, справедливо рассчитывая, что койоты уйдут в ночь. Но все семеро застыли, как истуканы, не сводя глаз с внедорожника.

Через ветровое стекло Том видел, как двое мужчин на переднем сиденье повернулись к третьему, на заднем. Они, похоже, о чем-то спорили.

Наконец водитель снял внедорожник с тормоза, включил передачу, и «Субурбан» выехал на шоссе. Покатил на юг, откуда и приехал.

Том наблюдал, пока задние огни не скрылись из виду.

Достал незаряженный пистолет из-за пояса, переложил в левую руку и вновь зашагал на север.

Койоты сопровождали его сквозь лунный свет, трое впереди, двое по бокам, двое сзади.

Высоко в небе, так высоко, что звук двигателей не долетал до поверхности земли, с запада на восток летел реактивный самолет, и для Тома сигнальные огни самолета означали, что и его путешествие продолжится, должно продолжиться.

Еще через четверть мили койоты покинули его, ушли колонной по одному, наискось пересекая шоссе.

Он постоял, наблюдая за их уходом.

Один за другим, все семеро спрыгивали с дренажной трубы, которая торчала из земли за дальней обочиной, направляясь на восток, как и беззвучный реактивный самолет, исчезали на залитом лунным светом лугу.

Том не знал, что о них и думать. После их ухода отшагал на север еще с милю, пока не вышел к небольшому каменному мосту через пересохшую речку. Снял рюкзак, положил на широкий каменный парапет.

Убрал пистолет. Из верхнего отделения рюкзака достал одну из шести бутылок текилы, каждая лежала в отдельном чехле.

Два автомобиля появились на юге, но не с бандитами, возвращающимися с подкреплением. Седан и пикап проехали мимо, не сбавляя скорости. Том оторвал акцизную марку, скрутил пробку, открыл бутылку. Поднес к носу, вдохнул.

От запаха рот наполнился слюной, а желудок сладостно затрепетал. Тома затрясло, он сжал бутылку обеими руками.

Постояв какое-то время, может, минут пять, накрутил пробку на горлышко. Собственная выдержка его не порадовала. Он знал, что силы воли надолго ему не хватит.

Кляня себя за неожиданную сдержанность в употреблении спиртных напитков, он бросил бутылку с моста. Услышал, что она разлетелась вдребезги, ударившись о камни на дне пересохшей реки.

Том застегнул «молнию» клапана, вновь забросил рюкзак за плечи, застегнул ремень.

Почти двенадцать часов прошло с того знаменательного события, которое произошло с ним на площадке отдыха, расположенной над его домом-пещерой. Он не спал уже двадцать часов, за последние четыре прошел долгий путь. Вроде бы должен был засыпать на ходу, но нет, чувствовал себя бодрым, целеустремленным.

Он знал, куда должен идти. Впереди лежал долгий, долгий путь.

Он знал, что должен сделать. Работа предстояла нелегкая. Ему могло не хватить мужества, чтобы довести ее до конца.

Шагая на север в последние остающиеся от ночи часы, Том Биггер вновь чувствовал, что он не один, что его сопровождают шаг в шаг, и не только койоты. И он боялся.

На прогулку в лес, примыкающий к пригороду Сиэтла, Лиддон Уоллес отправился в туфлях «Бриони», защищенных от влаги резиновыми галошами, серых, из шерстяной материи, слаксах «Эрменджильдо Зенья», ремне «Марк Кросс», рубашке «Джеффри Бин», свитере «Армани», черном кожаном пиджаке «Эндрю Марк» и часах «Патек Филипп»[26].

Следовать по плотно утоптанной тропе не составляло труда, несмотря на утренний сумрак и туман. Рассвело еще часом раньше, но туман плотно закрывал солнце, пропуская только слабый, рассеянный свет.

Хвойные деревья стояли черные, папоротники казались скорее синими, чем зелеными. Даже кизиловые деревья с их ало-золотыми листьями не сияли так ярко в этой влажной полутьме, а огромные белые цветы, которые обычно напоминали клематис, теперь выглядели как дохлые птички, зацепившиеся за ветки.

Еще через триста ярдов тропа вывела Лиддона Уоллеса из леса на зеленую лужайку — к восемнадцатой лунке поля для гольфа.

На травке стояла тележка с электродвигателем, какими пользуются садовники. Даже после того, как Лиддон Уоллес вышел из леса, Руди Нимс, руководивший бригадой ухода за ландшафтом, не обращая на него ни малейшего внимания, взял с тележки флаг восемнадцатой лунки и поставил в гнездо.

Зеленую лужайку полукругом обрамляли песчаные ловушки. За ней фервей[27]спускался вниз к водяной ловушке. Другая часть фервея, за водяной ловушкой, пряталась в тумане, а ти[28]находилась в далеком далеке. Узкая вырубка окаймляла фервей с обеих сторон, а за вырубками поднимался лес.

Руди Нимс стоял у тележки, наблюдая, как Лиддон подходит к нему. Тридцати восьми лет от роду, с пшеничными усами, густыми вьющимися светлыми волосами. Ирония судьбы, мальчиком он часто играл ангела в рождественских «живых картинах».

— Погода отвратительная, — пожаловался Лиддон.

Нимс говорил так тихо, что даже в утренней тишине голос его таял в непосредственной близости от него.