И снова погрузилась в работу.

Потом пришёл черёд кухни – приготовить обед и ужин, собрать еду с собой на дежурство…

Тут я хлопнула себя по лбу: один вопрос нужно было решить незамедлительно. Меня сутки не будет дома. Еду я оставлю, котик не пропадёт, а вот насчёт наоборот как быть? Лотка у нас нету, неоткуда ему взяться. Да и не дело это, живя в собственном доме, заставлять кота пользоваться вонючими наполнителями. Значит, надо делать кошачью дверцу…

В общем, к одиннадцати вечера, я сдулась, как трёхдневный воздушный шарик. Зевая, ответила на звонок майора. Невнятно пожелала ему спокойной ночи и отправилась в кровать. Перед глазами поплыли картинки вчерашнего дня – горящий камин, яркие глаза моего любовника, пустынные и строгие залы музея…

И тут меня накрыло.

Я вспомнила всё то, что видела благодаря Максу, и чего теперь лишилась – лучшие музеи мира, выставки в Лувре и Уффици, оперные премьеры Ла Скала и Мет, модные показы в Милане, антикварный рынок на Портобелло-роуд, крутые спуски горнолыжных трасс, ужины в модных ресторанах и маленьких тавернах, платья от Кензо, рождественский бал в Венской опере…

Всего этого больше не будет у меня никогда, и я оплакивала свою прошлую жизнь, к которой не вернулась бы, даже если бы меня уговаривали.

Слёзы текли сами, я свернулась клубком, чтобы хоть как-то зажать всё разрастающуюся боль внутри, между душой и сердцем. Тут мне в лицо ткнулся мокрый нос, шершавый язык облизал щёки, и тёплый моторчик заработал под рукой. Я подгребла кота к себе поближе, всхлипнула последний раз, высморкалась и уснула.

От субботнего дежурства обычно ожидаешь чуть больше спокойствия, чем от понедельника или четверга. Начальство не любит приходить по выходным – Кауфман исключение, ну, так он вообще в больнице почти постоянно. А если вдруг его нет, так добежать недолго, живёт Семён Маркович на этой же улице, через два дома. Тех больных, кого назначили на выписку, отправили домой в пятницу, а новых плановых положат только в понедельник. Конечно, бывают и срочные, но тут уж не предскажешь.

Утром я посмотрела в зеркало и сама себя испугалась.

Собственно, почти всем женщинам знакома эта картинка: ночью наревёшься всласть, заснёшь лицом в мокрую подушку, а утром на физиономии только сидеть можно, больше ни на что она не годится. Конечно, я умылась ледяной водой и глаза промыла тем же средством, что бабке Марьяне даю, и ещё кое-что сделала. Но, честно говоря, помогло это не сильно.

«Да и ладно, – думала я, выходя из машины и запирая дверцу. – Кто меня увидит? Больные? Им всё равно, как я выгляжу, лишь бы помогла. Медсестра Леночка? Она посочувствует. Кауфман? Семён Маркович, скорее всего, и не заметит…»

Но первой, кого я встретила в коридоре, была сестра-хозяйка. Посмотрев на мою помятую физиономию, она усмехнулась и сказала:

– Вы бы перед дежурством-то не пили, Анастасия Александровна, а то вас сегодня и испугаться можно. Или водочка была несвежая?

Отвечать я не стала. Ничего остроумного в голову не пришло, а попросту послать мерзкую тётку было бы неправильно. Может, и зря, кстати – вслед мне она ещё что-то говорила насчёт того, что уж теперь-то я попляшу, и мало мне не покажется.

Пятиминутку по выходным не проводили, и я спокойно переоделась, взяла пачку историй болезни – небольшую, всего двенадцать – и отправилась с обходом. Но не дошла даже до первого больного: меня придержал за рукав Кауфман и сказал:

– Настя, тебя Воропаев вызывает.

– А он что, здесь? – изумилась я. – С чего бы?

– Курцова жалобу написала в облздрав, в понедельник ждём инспекцию.

Изящную фамилию Курцова носила та самая сестра-хозяйка.

– Ну и ладно, – пожала я плечами. – Что мы, инспекций не видели? Хорошо бы ещё дождь пошёл, может, заметят протекающую крышу в правом крыле и денег дадут.

– Настя, она на тебя жаловалась! Ладно, ты не волнуйся. Иди к Воропаеву, а я проведу обход и подойду, он как раз часа полтора проповедовать будет.

Отобрав у меня стопку историй болезни, Кауфман вошёл в первую палату, а я с некоторой тяжестью на сердце проследовала по коридору дальше, к кабинету главного врача.

Впрочем, хозяин кабинета скроил любезное лицо, показал мне рукой на стул напротив и предложил сесть. Покопался в каких-то бумагах на столе, сложил руки домиком и уставился на меня.

– Что за конфликт у вас произошёл с Ираидой Степановной? – спросил он.

Коротко, без подробностей, я описала историю с больной Емельяновой. Потом добавила:

– Кстати, именно в результате этого конфликта мы обнаружили подполковника Афанасьева. В нашем запертом на замок подвале, ключ от которого – единственный, прошу заметить! – Ираида Степановна носит с собой.

Воропаев хмыкнул, а я договорила:

– И вообще, Алексей Петрович, мне не очень понятно, почему госпожа Курцова считает оскорбительным требование выполнять свои обязанности?

– С Курцовой я разберусь. А вот вы, Анастасия Александровна, женщина образованная, столичная, могли бы найти более мягкую форму общения с коллегой по работе! Мы все понимаем…

Примерно на третьей фразе я перестала слушать. Прав был Кауфман, меньше, чем полутора часами дело не обойдётся. Были, были достоинства у главного врача нашей больницы, но к ним прилагались и недостатки, в частности, безмерная любовь к звуку собственного голоса. Неужели ему говорильни в областной думе не хватает?

Семён Маркович подошёл как раз в тот момент, когда Воропаев начал закругляться.

– Алексей Петрович, – прервал он особо заковыристый пассаж. – Вам Шахова долго ещё будет нужна?

– Что? Шахова? – главврач обратил ко мне затуманенный взор. – Ах, Анастасия Александровна? Да мы, собственно говоря, закончили! Анастасия Александровна, в понедельник я попрошу вас подойти с утра, на пятиминутку.

– Моё дежурство в среду, – мрачно сообщила я, понимаю, что это никого не волнует.

– Поставите себе дополнительную смену. Оплата в двойном размере, – и Воропаев уткнулся в бумаги, давая понять, что со мной покончено.

Довольно скоро Воропаев уехал. Перестал раздаваться в коридоре пронзительный голос сестры-хозяйки, и наступила относительная тишина. Даже Кауфман ушёл, строго велев мне: в случае чего сразу посылать за ним. Сегодня работала не слишком знакомая мне смена, так что с разговорами никто не лез. Я представила себе, каково бы мне сейчас работалось с Ксенией, и поёжилась. Не умею принимать благодарности, всё мне кажется, что можно было сделать по-другому, иначе, лучше… Хотя бог его знает, как можно было иначе обойтись с жруном?

Надо бы попытать майора, какие ещё по их классификации бывают твари, и как их распознавать. А может, и учебник или справочник какой существует? Ох, не помешал бы! Кстати, об учебниках – я же взяла с собой толстый том по неорганической химии, так что хватить мечтать, надо готовиться к экзамену.