– Я?! – Виктора, начавшего оттаивать, вопрос застал врасплох: – Ну я…

– Стыдно! Стыдно-с! Как сие знать не можно?! Издревле, именно Русь Домом Её называлась! Не Европа, и тогда, и сейчас в грехе погрязшая! Не богопротивная америка, полная извращений и вольностей, саму суть учения Её Сына, исказившая! Не азия, – не найдя подходящего эпитета дедок лишь плюнул на пол, что было весьма неожиданно для его интеллигентного вида: – Тьфу! Гадость! Но Русь, – его лицо немедленно разгладилось: – Вот истинный Дом Царицы нашей Небесной! Сюда вернувшись начнёт она чудеса творить, чтобы нам, детям её…

– Это ты верно говоришь! – Соскочившая со своего места тётка весьма разбитного вида, упёрла руки в бока: – Чудеса, Она уже делать начала! Вот послушайте, что мне сноха сказала. А она это от подруги – что на службе была, услышала. В Храме на Крови, вчера, – тётка быстро перекрестилась и, к удивлению Виктора, многие последовали её примеру – даже дедок и тот снял шляпу, чтобы, опустив голову, осенить себя крёстным знамением.

– Служба шла, – кончив креститься затарахтела тётка, выстреливая слова со скоростью станкового пулемёта: – Всё чин по чину – Батюшка как положено, ведёт, хоры подпевают и вдруг! – на миг смолкнув, рассказчица вновь перекрестилась: – Батюшка замолкает. Минуту стоит, другую, а потом раз – и с себя облачение снимает. Всё снял – даже нательный крестик. Поцеловал его и под икону Пресвятой Богородицы с младенцем, – тётка снова осенила себя крестным знамением: – Положил. А сам, как был – в одном исподнем, да босиком, из Церкви вышел. Руки вверх задрал, лицо, тоже к небу – и к каналу идёт. Молча. Ну, все кто были – за ним. А он через ограду перелез, да в канал!

– Свят-свят-свят! – Внимательно слушавшая её бабулька, сидевшая на пару сидений позади рассказчицы, принялась мелко креститься, не сводя с тётки взгляда.

– Только не упал в воду он! – Обведя всех присутствовавших победным взглядом, продолжила свой рассказ женщина: – По воздуху, как по лестнице, спустился, стал на колени посреди канала и давай поклоны бить, Пресвятую Деву славя! Прямо на воде, аки на суше встал!

– Ой…Чудо! Чудо! Дух Святой снизошёл! – Не сдержавшая эмоций бабка соскочила с сиденья и, встав на колени посреди прохода, принялась бить поклоны, словно ожидая, или даже требуя немедленного снисхождения Святого Духа на себя лично.

– А как к нему катер подошёл, с полицией, так он выпрямился – прямо на глади, на водной, и говорит – да так громко, словно в рупор. Все, кто за ним вышел, слыхали. Ясно, чётко, все словечки до последнего разобрать можно было! Будет говорит, чудо от Неё. Идите, говорит, завтра на Дворцовую. Там Лик она свой явит, знак давая, что конец испытаниям, на долю Детей её выпавших, близок.

– Знак! Знак! – Зачастила бабулька и Виктор, сытый по горло этим балаганом, отвернулся, предпочтя возникшему в салоне восторженному галдежу, любование чеканными линиями набережной.

Долго, однако, ему наслаждаться видами Невы не удалось – автобус, пропустив положенный поворот, вдруг сошёл с привычного маршрута и, отчаянно сигналя, принялся раздвигать невесть откуда взявшуюся толпу.

– Эээ? Водила? – Пробравшись к кабине, Виктор застучал в стекло привлекая внимание водителя: – Ты куда рулишь?! Нам же…

– Как куда? – Невозмутимо покосился на него тот: – На Дворцовую, куда же ещё сейчас? Чудо же! Вон и по радио, – кивнул он себе на грудь, где висел небольшой радиоприёмник: – Объявили. Мол всем идти на Дворцовую, выходной по городу.

– Кто… объявил?! – Упавшим голосом поинтересовался Виктор уже понимая, что до работы ему не добраться: – Розыгрыш что ли?

– Да какой розыгрыш, парень! Сам губернатор выступал – все каналы транслировали. Я тоже, поначалу, не поверил – пощёлкал – на нет, на всех станциях его обращение передают. Так что, – он сделал звук громче и кабину наполнил голос священника, выпевавшего какую-то молитву, слова которой различить Виктор не смог: – Иди назад, садись и жди – до Дворцовой вот-вот доберёмся.

– Что? Не терпится Её знак увидеть? – Поинтересовался у него давешний дед, когда Виктор уселся рядом.

– Её?! Знак?! Да меня с работы выпрут! – Копившееся ещё с остановки раздражение прорвалось наружу и он, вскочив на ноги, метнулся к двери, зажимая кнопку остановки по требованию: – Что я жрать буду! С этой богородной вашей! В гробу я её видал! Со всеми знаками и песнями вашими с плясками! Открывай! – Не сдерживая себя более он шарахнул кулаком по кнопке всеми силами желая оказаться где угодно, лишь бы подальше от сборища религиозных на всю голову пассажиров.

Автобус качнулся, останавливаясь и в наступившей тишине – замолкла даже бабка всё это время бившая поклоны и молившаяся, послышался дрожащий от сдерживаемой злости голос водителя, выбравшегося из кабины внутрь салона.

– Вон! – Оказавшаяся в его руке монтировка указала на раскрывшиеся створки двери: – Пошёл вон, пока я кости тебе не переломал! Ты…

– Люди русские! Да что ж это?! – Визг тётки, той самой, что рассказывала о чуде перекрыл голос водителя: – Мужчины! И вы поношение Богини стерпите?! Да я сама…глаза мерзавцу… – Выбросив вперёд руки с ярко алыми ногтями она двинулась на Виктора, раскачиваясь из стороны в сторону как пьяная: – Порву!

– Да убейте вы его, господа! – Вскочивший с места дедок воинственно затряс сухенькими кулачками: – Как можно-с! Её! Всё нам давшую, поносить! Смерть охальнику!

Не дожидаясь клинча – что когти, что монтировка не обещали ему ничего хорошего, Виктор, одним прыжком выскочил из салона и мечась меж удивлённо замиравших при его приближении людей, рванул прочь, всеми силами стараясь оказаться как можно дальше от воинственно оравших ему вслед пассажиров.

Успокоиться он смог только проскочив несколько знаменитых Питерских подворотен и оказавшись в тупиковом дворе-колодце, так же являвшимся одной из отличительных черт Северной столицы. Только здесь, опустившись на облупленную лавочку он позволил себе расслабиться и перевести дух, более не опасаясь погони.

– От себя не убежишь, – послышавшейся за спиной голос заставил его подскочить на месте и, отпрыгнув от лавки резко развернуться.

– Не дрейфь, паря, – выползший из-за мусорного бака бомж принялся копаться в своих обносках и прежде чем Виктор успел отойти от его появления, вытащил на свет початую бутылку водки.

– Будешь? – Встряхнув ею, бомж сделал пару глотков и протянул водку Виктору: – Да не брезгай ты – водка же. Она, – он на миг запнулся, готовясь произнести сложное слово и продолжил: – Продизен…фитциру…ет! Будешь? Хорошая, мне её добрый люди в одном кабаке на Невском сливают. Ну?

– Не, – выставив руки вперёд принялся пятится Виктор: – Спасибо, не хочется что-то.

– Ааа… Не хочешь голову туманить? Это верно, – одобрительно кивнул бомж, делая новый глоток: – На Неё, таким как ты, надо трезвым взглядом смотреть. Тебе Её милость ещё заслужить надо.

– А тебе что? Нет? – Бомж опасности не представлял, и Виктор немного расслабился.