— Значит, в курсе. Надеюсь, вы понимаете, что это не замыкание проводки и случайное возгорание?

— У меня нет данных о причинах пожара, в котором сгорела семья моего боевого товарища.

— Соболезную. Но это не случайность, не халатность, не замыкание.

— У вас есть информация?

— Нет, но я знаю, клуб подожгли.

— Позвольте узнать, откуда?

— Я чувствую это, Роман Владимирович. Это продолжение истории со мной.

— Понимаю вашу тревогу, но советую успокоиться. Сейчас рано делать какие-либо выводы, и я, честно говоря, не вижу никакой связи между событиями, имевшими место с вами, и пожаром в Доме отдыха.

— Скажите, вы можете узнать, как будет проходить следствие? Через того же Бориса Борисовича?

Уланов ответил:

— Но у вас, насколько мне известно, хорошие отношения с генералом Петровым. Он будет знать куда больше, чем Гарин.

— Нет. Должность начальника УВД, конечно, высокая, но в большей степени политическая. Заместители же, особенно первый, коим назначен Борис Борисович, непосредственно занимаются правоохранительной деятельностью. Именно они докладывают генералу о тех или иных ситуациях.

— Я ничего не обещаю, будет возможность, узнаю, если не засекретят. В общем, обо всем, что можно, сообщу.

— И помните, пожалуйста, с двадцать шестого числа вы приступаете к работе у меня.

— У меня хорошая память, Аркадий Анатольевич.

— Еще раз прошу принять соболезнования по поводу гибели семьи вашего товарища, до свидания.

— До свидания.

Отключив телефон, Уланов вновь закурил. Доставая сигарету, с удивлением обнаружил, что с вечера выкурил всю пачку. И не заметил.

В госпиталь Уланов приехал на такси. Удостоверение старшего офицера спецназа открыло перед ним все двери. Более того, майор-врач сам провел его в палату, где находился Игнатьев. Это была двухместная палата. Второй больной, подполковник-летчик, по приходе Уланова деликатно вышел, шепнув:

— Плох он.

Уланов присел на кровать летчика.

Игнатьев лежал и смотрел в потолок.

Роман подумал, может, вкололи такие препараты, что Игнатьев ничего не осознает? В прострации находится? Но нет, капитан повернул голову:

— Рома?

— Я, Влад.

— Вот и свиделись.

— Мы виделись в Доме отдыха.

— Да? Не помню. Значит, ты знаешь, что Соня и Даша погибли?

— Знаю, Влад, держись.

— Как, Рома?

— Собери всю волю и держись.

— Стараюсь, а они перед глазами стоят. Почему их не спасли?

— Не знаю, старик.

— Судьба, значит.

Уланов, подумав, решился все-таки спросить:

— Как, по-твоему, Влад, клуб загорелся от замыкания проводки или…

Игнатьев, не задумываясь, ответил:

— «Или», Рома!

— Ты что-то знаешь, чего не знает следствие?

— Да.

— Со мной поделишься?

Капитан рассказал о подозрительной троице, вылезавшей из клуба накануне пожара, о мужчине в коридоре и о моторке на реке.

— Звук мотора был слабым, едва слышным, но я услышал.

— Значит, Влад, в номере двадцать шестом женщина приняла четырех мужчин?

— Да. Симпатичная женщина, вот только глазки бегали.

— Значит, пятеро как минимум находились в двухместном номере?

— Да.

— И они были в клубе накануне пожара?

— Трое из них с пустыми рюкзаками. Спрашивается, что они там делали? Ответ, по-моему, очевиден — готовили возгорание.

— Ты их потом видел?

— Нет!

— А опознать сможешь?

— Конечно. Странный вопрос для офицера спецназа.

— Странно, Влад, другое, пять человек в одном номере.

— Согласен. А еще странней, что до этого трое из них были в пустом клубе.

— Да. Ты сможешь поговорить с одним человеком?

— Кто такой?

— Мой друг, начальник криминальной полиции области. Мы вместе с ним обезвредили банду с отравляющим веществом и раскрыли дело по захвату земель.

— Слышал. Ребята говорили. Если он твой друг и вы вместе работали, поговорю.

— Если я вызову его сейчас, ты не против?

— Нет. Хуже всего сейчас для меня оставаться одному.

— Я тебя понял.

Уланов достал сотовый, набрал номер Гарина:

— Боря? Ты слишком занят?

— Уже нет, прибыл старший следователь по особо важным делам, он принял руководство.

— Я у Игнатьева.

— Как он?

— Держится. И рассказывает очень интересные вещи. Подъезжай, послушаешь. Думаю, это поможет нам установить истину.

— Нам?

— А ты что, хочешь, чтобы после произошедшего с семьей моего товарища я смотрел на это со стороны? Плохо ты меня знаешь.

— Значит, опять, как с отравой и снайпером?

— Да.

— Хорошо. Местные пригнали сюда машину, я выезжаю. Да, в какой вы палате?

Уланов спросил у друга:

— Какая тут палата?

— Триста двенадцатая.

— Триста двенадцатая, Борь. Корпус «А».

— Палата триста двенадцатая, корпус «А», буду!

— Ждем!

Роман сообщил о разговоре с Игнатьевым полковнику Смолинскому.

Моторная лодка причалила там же, откуда выходила вверх по течению. Ушаков и Чуйко вытащили ее на берег, сняли мотор, скамейки, открыли клапана. Воздух со свистом вырвался из резервуаров. Они и не подозревали, что их видят. А видел их все тот же неугомонный житель Луговой Иван Петрович Скрябин. Вечерняя проверка сетей не дала нужного результата, в рюкзаке старика лежала мелочь, в основном подлещики, язь, окунь.

Он спрятал свою лодку в тот момент, когда услышал звук мотора. Прошел до бухты, залег. Было интересно старику, что это за люди такие шастают по реке. И не рыбаки, и не отдыхающие, сторонятся людей.

Ушаков забрал мотор, все остальное взял Чуйко, вышли на поляну, присели.

Рядом в кустах неслышно устроился старик.

— Ну, что, Степа? — спросил один из «гостей». — Дело сделано?

— Хорошо, что все прошло по плану. Интересно, как там отработают Дабиев со своими.

— А мне неинтересно. Хоть и повяжут всех, свою долю мы получим.