Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Завтра возвращается Тёма. Мне кажется, он сделает мне предложение. Мне кажется, за эти два месяца он созрел. И после окончания школы мы женимся. Хотя нет. Мне не кажется, я знаю! Будет так, как я сказала».
Насе было ужасно неприятно читать все эти душевные излияния, больше всего страшила та беспринципность, с которой Оля делала и описывала свои поступки. Ничего святого, никаких границ, полная анархия, древняя, звериная… Это был действительно страшный человек. Которого, по непонятной причине, все считают милым и даже несчастным. В школе и на улице она всем улыбалась, делала подарки и смотрела на людей широко распахнутыми глазами. В записях же она этих же людей называет «материалом» и тычет иглами в кукол, представляя что уродует своих одноклассников и учителей…
В записной книжке тем временем начались описания нынешнего учебного года. И Нася приготовилась увидеть свой искажённый портрет.
«Что происходит???? Почему он ко мне не подходит. Духи, почему всё пошло не так?? Я не понимаю…»
«Сердце болит, внутри всё разорвано. Что теперь делать, как мне жить. Я не понимаю, что происходит… почему…. Он не подходит, не целует, не обнимает. Когда подхожу я, он отстраняется…. Мне кажется, я заболела».
«Пыталась с ним поговорить в школе – он отошёл, у Бабули – он сел к Насе обсуждать с ней татуировки. Он нормальный вообще? Мало того, он нёс её сумку до дома! Он меня специально злит таким образом, что ли? Сердце болит».
«Нет уж, я так просто не сдамся. Это просто испытание моей прочности. Мир проверяет, какой из меня боец. Вызов принят, мир. Видимо, Тёма за два месяца подзабыл, как ему было со мной хорошо. Надо освежить ему память. Каждый чёртов день он БУДЕТ со мной общаться. Тем более, что тем у нас предостаточно: книги, татуировки, наше прошлое».
«Он теперь с Насей. С этой белой тенью, которую в плохую погоду не отличить от тумана. Как он вообще её заметил. Мелкая, вся какая-то никакая, полупрозрачная. Даже написать про неё нечего, просто ничтожество. Мне кажется, Тёма носит ей портфель, чтобы она не развалилась под тяжестью тетрадей. Ещё эти розовые цветочки у неё на спине. Фу. Мне не могли дать более достойную противницу?»
«Сейчас мой разум под завязку набит размышлениями над общественными постулатами в стиле "превыше всего – прощение, смирение, любовь и так далее". Но прощение предательства никогда не поможет даже самой большой любви. Помимо члена необходимо иметь и мозги для выбора. От меня вы не дождётесь никакого смирения. Никакого слепого всепрощения. Ни за что на свете. Стойкость, дисциплина, воля. Какими бы сильными не были обуревающие меня чувства, желания, ощущения… Всему своё время. Сейчас время затаиться. Я буду держаться. Держаться и молчать».
«Сегодня время было очень осязаемым и способным выворачиваться наизнанку. Сейчас изнанка девятого класса. Тогда мои чувства были снаружи – розовые, болезненные стенки моего сердца все проходящие могли трогать своими грязными, грубыми руками; куда-то вглубь была загнана моя тёмная сущность.
Все это было, однако, на том кольце Червя Времени. А с тех пор были нарощены сотни и сотни новых гладеньких колец, вследствие чего Червь стал возмутительно длинным даже для самого себя, и ему пришлось поглощать свое тело… Так, собственно, мы и оказались на том же самом кольце девятого класса, только с другой стороны. Тёмная сущность теперь снаружи, она взяла верх над той наивной девочкой, которой я когда-то была. И теперь, твари, я повеселюсь. Сегодня дискотека, а на танцполе мне равных нет».
Нася чуть не рассмеялась, прочитав про наивную девочку, которой Оля когда-то была. То есть куклы вуду, проклятья и заговоры – это ещё цветочки и шалости маленькой девочки. Просто какой-то дурной сон…
«Всё чаще вспоминаю прошлый год… До него мне казалось, что такие мужчины бывают только в киберпанковских книгах. Он носил камуфляжные штаны, редко брился и умел доводить девушек до оргазма парой фраз и одним взглядом. При нём у меня подкашивались ноги, я бледнела, краснела и смеялась невпопад… Я не могла разобрать ни одной его фразы, потому что, когда он говорил, у меня переставал работать мозг.
Бывали моменты просветления, когда я его понимала. Тогда он относился ко мне, как к маленькой девочке: подкалывал, терпеливо учил меня рисовать, показывал, как играть в сокс…
А потом он уехал сталкерить…
Я не верю, что всё, что я вижу сейчас, всё это происходит со мной. Это просто не могло закончиться. Не могло. Это сбой в системе».
«Че-то во мне изнутри поломалось. Не могу о нём не думать и думать не могу, сразу реветь начинаю. Пусть он чувствует, как мне плохо, пусть откроет глаза, пусть поймёт!! Голова не соображает, всё в тумане, мысли путаются. Как же мне плохо. Отключить бы сознание. Ревела так, что разболелась голова, до сих пор за ушами ломит. Ну, пойми же ты! Что же ты делаешь».
«Я хочу, чтобы она сдохла, долгой мучительной смертью умирала. Чтобы вирус сжирал её мерзкое тело изнутри, а ей было больно. Каждую секунду, как мне сейчас. Сегодня я УВИДЕЛА, ЧТО КНИЖКУ, КОТОРУЮ Я ДАЛА ТЁМЕ, ЧИТАЕТ ОНА!!!! Как можно быть таким моральным уродом?!!! Почти выбила из меня человеческое. Я живу инстинктами. И мне каждую секунду хочется мяса. Его крови. Его нервов. Хочется, чтобы моими проблемами жили все. Весь мир.
Кула! Кула! Ослепи Анастасии черные, вороные, голубые, карие, белые, красные очи. Раздуй её утробу толще угольной ямы, засуши её тело тоньше луговой травы. Умори её скорее змеи медяницы».
«Хах, заболела! Она заболела!!! Тварь, ты умрёшь. Я так сказала, так и будет. Духи