Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Из всех искусств самым важным будет кино… — продолжал мечтать хозяин шалашика. — Мы из всего будем делать кино, каждый шаг каждого человека будет снят на кинопленку…
Банов задремал. Путь вниз был нелегок, и он здорово устал.
— А что будет с аэропланами? — спросила вдруг Клара.
— Аэропланы?! — воодушевленно переспросил Кремлевский Мечтатель. — Аэропланов будет очень много. У каждого колхоза будет свой аэроплан, на котором агрономы и простые крестьяне будут летать и проверять, как всходят их посевы. Я тут получил письмо от летчика пару дней назад…
Банов спал. Ему снилась зима, дети на санках катаются с горки. Из труб приземистых избушек в морозное небо летит дымок. Красноармейцы, сложив ружья шалашиком, строят поперек сельской улицы снежную крепость. А по другой улице два бородатых человека в кожанках несут елку, а за ними идут еще двое красноармейцев с ружьями в руках.
— …Дети тоже будут летать на аэропланах. Их будут учить этому с шести лет, а через три года каждый советский ребенок получит по велосипеду и совершенно бесплатно. За счет школьных профсоюзов…
Во сне Банов крался следом за мужчинами, несшими елку.
— Здесь! — один из них показал рукой на старую дряхлую избу с соломенной крышей, покрытой толстым слоем снега.
Они зашли во двор, постучали в низенькую дверь. Открыла старушка, голова ее была замотана в три или четыре старых платка.
— Здесь живет Пелагея Ершова? — строго спросил один из мужчин в кожанках.
— Я это, сынок, — ответила старушка.
— С Новым годом вас! — сказал мужчина. — Вам, как вдове и матери погибших на фронтах гражданской войны сыновей, полагается бесплатная елка!
— Ой, спасибо, сынки, заходьте, заходьте! Сняв шапки-ушанки, двое с елкой зашли в сени. Красноармейцы остались во дворе.
Банов притаился около соседнего дома и смотрел. Красноармейцы закурили самокрутки.
— Холодно же, однако! — сказал, переступая с ноги на ногу, один.
— Глядь! Глядь! — ткнул вдруг рукой в небо второй. — Летит! Ложись!
Нарастающий свист испугал Банова, и он тоже бросился на снег.
Раздался грохот, треск, человеческий крик.
— …и поэтому советские люди будут бессмертны, а это привлечет к нам много зарубежных союзников, — продолжал мечтать хозяин шалашика. — Это средство, конечно, будет даваться не всем, а лишь тем, кто самоотверженно трудился на благо Родины по достижении ими пенсионного возраста, который к тому времени сократится до 44 лет у мужчин и 35 у женщин. И таким образом, выйдя на пенсию, советские люди обретут бессмертие и смогут заниматься садоводством и огородничеством. У вас есть огород?
— Нет, — ответила Клара.
— Ничего, — успокоил ее Кремлевский Мечтатель. — Будет!
…Когда грохот стих, наступила гнетущая тишина, но тут же распахнулись двери и двое в кожанках выбежали во двор, испуганно озираясь, — один даже сжимал в руке наган.
Банов приподнял голову и посмотрел туда, откуда минуту назад донесся грохот. Метрах в ста от себя он увидел обломки добротного бревенчатого дома, буквально еще несколько минут назад стоявшего там. Подбежали к развалинам и двое красноармейцев, стали помогать двум в кожанках разбирать возникший завал.
— Давай! Давай! — командовал кто-то из них. — Вот-вот, нога! Ага! Бревно подвинь! Так! Ну, пошли!
И все четверо взяли кого-то на руки и, отнеся в сторону, положили тело на снег.
— Надо еще посмотреть! — скомандовал мужчина в кожанке.
Нашли еще кого-то. Банову не было видно — живы ли извлеченные из-под развалин или нет.
— А что это было? — спросил один в кожанке.
— Такая штука… — начал объяснять красноармеец. — Черная, как камень…
— Да, вроде камня!.. — подтвердил второй красноармеец.
— Председателя колхоза убило! — закричала какая-то женщина, и потянулись к развалинам соседи и дети, столпились у двух тел, на снегу лежавших.
Банов, осмелев, тоже поднялся, подошел. Председатель и председательша были мертвы.
— Хорошо, дети на улице играли!.. — сказала какая-то женщина. — Ой, сиротки теперь… — тут же завыла она и закрыла лицо руками.
— Не надо, товарищи! — предупредил один в кожанке. — У нашей страны сирот нет! Мы их возьмем с собой, определим в суворовское училище…
— Так там же две дивчины и один хлопец! — прошамкал старик-сосед.
— Девочек — в кулибинское училище, хлопца — в суворовское! — подвел черту под разговором один в кожанке.
— О! Вот эта штука! — крикнул вдруг красноармеец, копавшийся в развалинах.
Все обернулись.
Красноармеец нес в руках большой, размером с человечью голову, черный камень.
— Тяжелый дюже!.. — подойдя к толпе, сказал красноармеец и дал кому-то подержать его для доказательства своих слов.
— …А у вас с собой случаем свежих газет нет? — спросил вдруг Мечтатель и посмотрел на Банова. — Товарищ! Товарищ? А?
Банов открыл глаза. В голове шумело, все-таки разве сидя поспишь?
— Газет свежих случаем нет? — спрашивал Мечтатель.
— Не, нет, не взял… — забормотал директор школы.
— Ну, а может, вы так новости знаете? Что там? Банов напряг память. Единственное, что он хорошо помнил, — это указ о переименовании товарища Калинина в товарища Тверина.
— Товарища Калинина в товарища Тверина переименовали… — проговорил Банов и задумался над другими новостями, пытаясь их вспомнить.
— Переименовали?.. — Кремлевского Мечтателя эта новость заинтересовала — А вы не знаете, голубчик, только его переименовали или кого-нибудь еще?
— Кажется, только его… — ответил Банов.
— А… а может быть, вы слышали… Может быть, меня тоже переименовали?
Банов напрягся.
— Да нет! — сказал он уважительно. — Нет, разве можно…
— Ну, может, просто об этом не сообщили… — продолжал Мечтатель. — Я вот стал письма получать, вроде как мне пишут, а на конверте «Москва, Кремль, ЭкваПырисю»… очень как-то не по-русски звучит, но письма —точно мне…
Банов не знал, что ответить.
— Может, это ошибка? — спросила Клара.
— Может, — сказал Мечтатель, но лицо его выражало в этот момент крайнюю озабоченность. — Очень много писем таких приходит! Я вот на одно отвечал и както машинально подписал тоже — Эква-Пырись… . — Может, это просто ваша фамилия так на иностранный язык переводится? — предположила Клара.
— А-а… — кивнул Кремлевский Мечтатель. — Да… наверно, перевод…
— У вас такой хороший костюм, — решив отвлечь Мечтателя от тяжелых мыслей, сказала Клара.