Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Его не видно и не слышно. Что-то не так?
— Порядок. Просто проверяю, все ли чисто. Ты дурь еще употребляешь?
— Нынче героин нравится. Только дорого и достать сложно.
— Ладно, я тебе должен за Карима. Выдам лучшего в качестве премии. Иди за мной на стоянку к стадиону.
Передав палестинцу несколько доз, Дядя удовлетворенно вздохнул и поехал к семье. Детям скоро пора спать, а перед сном они подходят за отеческим поцелуем. Со старшим следует поговорить насчет учебы. Весной в гимназию переходит, надо определяться с выбором профессии. Отцу нравилась юридическая стезя — вон, Богорис какой гонорар требует! Сына влекло будущее в профессиональном футболе. Спорт, конечно, хорошо — от улицы отвлекает. Правда, туманна карьерная перспектива.
Махмуд бежал домой, радуясь, как удачно получилось с иранцем. Опять же отхватил классный товар. Эх, не догадался предложить свои услуги по сбыту: сразу бы поднялся на районе. Ну а пока быстрее в свою комнату, где в колонке стереосистемы спрятаны шприцы. Шмыгнув в ванную, парень сделал укол в вену. Через полчаса сестренка хотела помыть руки, и дверь не открылась. Когда отец взломал ее, Махмуд лежал без сознания. «Премия» от Дяди имела высочайшую концентрацию. «Передоз», — констатировала скорая помощь. В приемном покое палестинец скончался. Как и положено, информировали полицию. Завтра при обыске в квартире ищейка найдет тайник с наркотиками и пачкой денег. Газеты дадут заметку «Сбытчик героина погиб, пробуя товар».
Меню «Понтуса» не удивляло количеством блюд, зато качеством поражала кухня. Остановив выбор на дарах моря, компания выпила две бутылки белого вина. Уве и Ритва восхищались, что русские знают шведский язык. Матвей и Анна нахваливали девушку за хороший русский, который, по ее словам, учила в университете Хельсинки. Анна блеснула французским, поболтав с шеф-поваром, стажировавшимся в Париже. Святой Георгий подсматривал за весельем в окно, микрофон на груди Нурми подслушивал разговор.
Уве рассказал про путешествие в Африку: «Идет пигмейка, а ребенок у нее махонький, с котенка». Ритва шутила про стереотипы, существующие у шведов и финнов в отношении друг друга: «На шведской автомойке работают два финна — один держит шланг, а второй ездит туда-сюда». Матвей поведал, как встретил в родном городе Ленина — Ульяновске — американского индейца-полицейского, сначала раненого на службе и затем вступившего секту трясунов-пятидесятников. Анна в шутках чуть отставала от остальных. «Волнуется за Степу, — показалось Матвею. — Надо заканчивать ужин, но прежде выясню то, зачем пришел».
— Уве, что скажешь насчет вчерашнего разговора?
— Думаю, надо воспользоваться возможностью. Предвижу трудности, но дело стоящее.
— Замечательно. Временное окно закрывается через месяц. Успеете подготовиться?
— Мы-то успеем. Сможешь ли ты организовать логистику на советской стороне?
— Да.
— У вас с разрешениями и прочим так сложно.
— Сложно. Однако решаемо.
— Тогда надо садиться и обсуждать детали. Ты ходишь под парусом?
— Как пассажир.
— Приглашаю в воскресенье, то есть послезавтра.
— Отлично. Во сколько и куда за тобой заехать?
— Давай в 7.00. Я живу в Юшхольме у самого залива. Серая каменная крыша справа — видно издалека.
Женщины примолкли, недоуменно слушая диалог мужчин. Затем вечер перешел в финальную стадию на фоне десерта. Тут Нурми рассказала, как видела вчера абсолютно голого мужчину на лыжах.
— Один из пациентов Якоба Эрландера, — подытожила она.
— Ты знакома с психиатром? — спросил Матвей.
— Да, брала у него интервью.
Разделив счет пополам, пары расстались на остановке такси у Королевского дворца. На пути к дому Анна молчала, молчал и Матвей. Освободив Федю, Машу и их родителей от присутствия Степы, семья прибыла на Эссинге. Отправив Степу спасть, Анна присоединилась к мужу для короткой прогулки со Смером.
— Ты доволен?
— Стурстен согласился. Посмотрим, как дальше пойдет.
— Девушка мне не понравилась.
— Что так?
— Лживая стерва. Уве ей симпатичен, а ведет она себя неправильно. Смотрела в рот тебе, а не ему.
— Ревнуешь?
— Размечтался. Шведка слишком внимательно слушала, как вы беседовали. Со мной на женские темы мало разговаривала. Про работу и жизнь почти ничего.
— Интересные наблюдения, милая. Ритва — та еще штучка. Знает русский язык, что среди шведов редкость. Сказала, что интервьюировала профессора Эрландера, а тот интервью не дает из принципа.
Перед выходом из ресторана Ритва выключила радиопередатчик. В такси льнула к Стурстену, к его очевидному удовольствию.
— Хороший вечер.
— Вкусно поели, весело провели время.
— Только я не поняла ваши секретные переговоры.
— Впервые затеваем операцию по доставке гуманитарных грузов из Швеции через Советский Союз в Афганистан.
— «ШП» собирается помогать просоветскому режиму в Кабуле? Вот скандал!
— Нет, разумеется. Алехин обещает коридор в районы, контролируемые моджахедами. Представляешь резонанс, если у нас получится?
— А куда?
— Речь идет о Панджшере — районе гор, ущелий и долин на северо-востоке страны. Там правит Ахмад Шах Масуд. Я с ним встречался в Пакистане. Интересная личность.
— Алехин как с ним связан?
— Никак. Вероятно, таким жестом русские пытаются произвести благоприятное впечатление на Запад и на моджахедов. В воскресенье с Матвеем обсудим подробности, многое прояснится.
— Весьма таинственно. Мне бы хотелось быть в теме. С журналистской точки зрения, это станет бомбой. Понимаю, что пока все конфиденциально, но позже, если ты позволишь, может получиться интересная истории.
— Если будешь хорошей девочкой…
— Буду плохой девочкой. Очень плохой…
18 сентября
Звук удара напоминал попадание подкалиберного снаряда в танк. Увы, «тойоту», шедшую впереди, не защищала броня. Поэтому косуля, перепрыгнув сетчатое ограждение шоссе, пробила лобовое стекло и будто взорвалась внутри. Сложение скоростей — 120 км авто и 50 км животного — дало жуткий результат. Автомобиль встал, чуть не свалившись в кювет.
Матвей тормозил «в пол» и остановил «вольво» в метрах от пострадавшей машины. Еще до удара он заметил движение у забора на обочине и автоматически нажал на педаль. Ремень безопасности и руки на руле удержали тело. Уве не видел прыжка косули и не собрался. Хотя и был пристегнут, но нырнул вперед и вниз, а голова почти коснулась приборной доски.
— Господи Боже! — вырвалось у него.