– А мне Карен нравилась, – сказала Кэт. – Может быть, ты что-то неправильно поняла? Ты не догадываешься с кем?

– Нет, – ответила Люси. – Я подумала, что, может, с Риком, тем типом с ее работы, она то и дело о нем щебечет.

– Кто он такой?

– Ее босс. И она обмолвилась, что не хочет создавать ему проблемы с персоналом… чтобы у него не было неприятностей из-за нее. И все это таким жутким кокетливым голоском. Тошнотворно. Но вообще… Ох, не знаю. – Стало слышно, как Люси сглатывает слюну. – Просто… я понятия не имею, что делать. Думаю, не поговорить ли с папой, не попробовать ли осторожно объяснить ему…

– Иногда ничего поделать нельзя, Люс, – сказала Кэт. – Ты всегда слишком сильно переживала за отца. Все у него будет хорошо.

Как часто случается с высказанной вслух правдой, слова повисли в воздухе, словно были написаны самолетом для воздушной рекламы. Люси и Кэт какое-то время молчали.

– Ты права, – промолвила Люси. – Ты уж меня прости, я не за тем тебе позвонила, чтобы поплакаться. Хотела спросить, поедешь ты домой или нет. Ну и просто твой голос услышать. Как… – Она явно растерялась. – Как твоя жизнь?

– Хорошо. А у тебя как дела?

– Нормально. Жаловаться не могу. – Люси стала говорить немного скованно. – Мне повезло, что есть работа, я то и дело это себе твержу. Ах да, вот еще что. В квартире, где я живу, завелись мыши, а здешний кот их не ловит. Плюс в личной жизни катастрофа. Ну разве что только… в местном пабе новый парень, он бы тебе понравился. Я уже влюбилась по уши.

Кэт знала, что Люси становится болтливой, когда нервничает.

– Он работает в пабе в Далстоне? Хипстер? Усатый? Брюки подворачивает?

– Да нет, Кэт! Паб «Дуб» в Винтер-Стоук! Джо, новый шеф-повар. Раньше у него была мишленовская звезда. Он потрясающий. И… стеснительный. Такой стеснительный, что слова лишнего не вытянешь. И у него такие чудесные синие глаза, и он смотрит, как будто…

Кэт прервала ее:

– «Дуб»? Самый занюханный паб в мире? Почему же он там работает?

– Там все полностью переделано. Но вот что грустно – никто туда не ходит. Я сказала Джо, что уговорю Джеребоума Тагендхэта посетить «Дуб» и написать о пабе. Он отличный ресторанный критик в «Daily News». И старый извращенец, обожающий звать на ужин молоденьких девиц. Я обещала, что схожу с ним на ужин в начала декабря – у него это единственное «окошко». А если начнет руки распускать, пожалуюсь отцу, он его быстро на место поставит.

Кэт улыбнулась, хотя никак не могла представить себе своего милого дядю Билла врывающимся в паб и дающим кому-нибудь по морде.

– Собираешься назначить Джо свидание?

Люси изумленно вскрикнула:

– Нет, что ты! Он на меня не клюнет. Ну, то есть… он со мной ведет себя любезно и всякое такое, но он очень грустен. Скучает по сыну. У него есть сын. Джо такой молчун, что просто беда. Ну да ладно, хватит о нем, я буду держать тебя в курсе. Может, мне и стоит позвать его куда-нибудь, не знаю… А все-таки, у тебя как дела, Кэт? – спросила она, не переводя дыхание. – Жаль, что я тебе раньше не звонила. Давно мы не разговаривали. Представь…

– О, все хорошо, – поспешно вставила Кэт, – спасибо. – Она умела переводить разговор на другую тему. Надо выдавать ровно столько информации о себе, чтобы собеседнику и в голову не пришло расспрашивать о главном: о том, что она хранила в тайне. – Тут еще довольно тепло. Я люблю Париж в это время года. Туристов меньше, да и мадам Пулен становится лучше, когда заканчивается лето.

– Ты и эта безумная старушонка – странная компания. Никогда не могла этого понять.

– Я обожаю окружать себя тайнами, Люс. На самом деле я шпионка.

– Ха! Смешно… То есть смешно, что ты так говоришь. Потому что мне нужно кое о чем спросить тебя для статьи.

– Так ты пишешь для газеты? Замечательно!

– Ну, только планирую. – Люси помолчала. – Наверное, мне лучше подождать до нашей встречи в следующем месяце. Ты ведь занята.

Кэт сделала глоток вина.

– Да нет, продолжай. Ничем я не занята сейчас.

– Тогда ладно. Я хотела спросить тебя кое о чем насчет твоей мамы.

Кэт удивилась:

– О чем насчет моей мамы?

Стало тихо. Люси, которая никогда не была скупа на слова, явно соображала, как сформулировать просьбу.

– Даже не знаю, стоит ли об этом говорить по телефону.

«Она еще такая юная, – подумала Кэт. – Неужели она всего на три с половиной года младше меня? Я чувствую себя настоящей старухой».

– Я пишу статью о Дейзи, и… Ой, прости, у меня второй телефон звонит…

Послышалось шуршание. Кэт пристально уставилась в одну точку на противоположной стене, нервно сжимая и разжимая пальцы ног. Она словно ожидала, что может что-то произойти, как будто звучание имени ее матери способно вызвать некий дух. «Прекрати», – скомандовала она себе, сделав вдох-выдох через боль, через напряжение долгого дня, через постоянные старания примирить тело и душу, через битву за себя, за Люка. Но сейчас Кэт не могла думать о своем сыне. Не могла думать, как сильно боится того, что повторяет ошибки прошлого, что она – в точности мать, что она стала тем самым человеком, как предсказала Дейзи.

– Ты здесь? – заговорила Люси. – Айрин звонила. Господи, от нее с ума сойти можно! Моя соседка, мы с ней вместе квартиру снимаем, у нее этот кот, и…

Кэт не дала Люси закончить.

– Ты пишешь статью о моей… маме?

Кэт виделась с матерью всего четыре раза в жизни и никогда толком не понимала, как ее называть. «Мать» – чересчур по-викториански, а «мама» слишком… слишком похоже на ту, которая для тебя настоящая мама, каковой Дейзи определенно не являлась.

– В общем, такое дело… Я предложила написать что-нибудь о Левше в связи с его предстоящей выставкой, а тут они услышали про Дейзи и очень заинтересовались. Всей этой историей насчет Уилбура и Дейзи, и куда она подевалась. И… вот я и решила спросить тебя, что ты об этом думаешь, прежде чем я двинусь дальше. Если ты согласна поговорить…

Кэт не раз слышала от добросердечных учителей и друзей семьи, как ей повезло, что она живет в таком красивом доме со своими бабушкой и дедушкой, в окружении любящих людей. Но мамы у нее не было. В корне неверна поговорка «Нельзя скучать по тому, чего у тебя нет», – ибо Кэт скучала. Скучала все время, по мелочам. Например, ей стало ужасно тоскливо, когда она увидела, как после Дня спорта Тамсин Уоллис целует ее мать. На церковном поле, которым викарий разрешал пользоваться. Кэт ясно помнила тот день: они с Тамсин, взявшись за руки, бегут к ее маме. А мать Тамсин, с улыбкой от уха до уха, со светлыми волосами торчком и качающимися зелеными сережками, расставила руки так широко, что могла бы обнять пятнадцать дочек. Однако обняла только одну, свою. И подхватила на руки. Кэт осталась стоять в стороне, тяжело дыша, а Джулия Уоллис крепко обняла дочку, отбросила волосы с ее лица и поцеловала в лоб – так, словно Тамсин была самой большой драгоценностью в мире.