Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да? — Виктория уперла руки в бока и с вызовом спросила: — А на меня почему так не смотришь? И только не говори, что я не симпатичная.
— Да я тебя за женщину не считаю, Вик! — не сдержался и закричал. — О чем ты вообще говоришь? Я помню, как ты козюли по парте размазывала!
— Не ври! Не было такого! — смутилась девушка, но стояла на своём до последнего.
— Может, у Круглова спросим? А? — Вот теперь ей сказать было нечего. Викин бессменный сосед по парте, с которым какие только подлянки они друг другу не строили. И если во втором классе это были лишь безобидные козюли, в средней школе подкинутые сигареты, то в одиннадцатом Круглов сделал Иванову по всем фронтам. Парень подкинул Викиному бойфренду использованный презерватив в машину. Это было не по-мужски, но принесло пользу: парочка рассталась потому, что наружу всплыли факты настоящей измены.
Но сейчас не об этом.
— Так вот, Вика, не обижайся, но ты всегда была для меня другом, не более. Как я могу теперь вдруг взять и захотеть тебя?
— Физиология, Калинин. — Вика ткнула мне в грудь пальцем с острым длинным ногтем. — Если бы все было так, как ты говоришь, то тебе было бы все равно, кого хотеть. Да хоть ту же Любу. — Я непроизвольно скривился, и Вика, заметив это, улыбнулась победной улыбкой рыжей стервозины. — Что и требовалось доказать.
Девушка отошла и повернулась ко мне спиной.
— Чай будешь? — прозвучало милым тоном, не соответствующим заданному настроению нашего разговора.
— Хорошо, — сдался я и опустился обратно на стул, — подогрей, пожалуйста, солянку, я доем.
Вика забрала тарелку и, когда вернула горячий ужин на стол, больше мне не мешала, налила чай и принялась спокойно ждать, когда я доем.
Разговора было не избежать. Бессмысленного, на мой взгляд, разговора.
Решение больше не общаться с Ворон я принял еще в августе, в тот день, когда она наговорила мне какую-то чушь вместо того, чтобы если не помочь, то хотя бы поддержать. Она показала свое гнильё, и вряд ли кто-то сможет меня в этом переубедить.
Что самое интересное, магазин нашелся в тот же вечер, у ворот. Там, где я пропахал чуть ли не носом каждый миллиметр до этого. Ощущение того, что этот несчастный магазин подкинули, меня не покидало, только вот как я мог доказать что-то, не имея ни единой улики или подозреваемого?
Весь следующий месяц Ворон ходила, задирая нос, выставляя перед собой, словно щит, устав и все выученные за время обучения правила. Она практически ни с кем не общалась: ни с Викой, ни со своим чертовым одногруппником, ни со мной.
Что бы я ни говорил, но поначалу я ждал. Ждал, что она подойдет ко мне, посмотрит своими чистыми голубыми глазами и извинится, наплетет какую-нибудь белиберду — да хоть то, что на неё так магнитные бури подействовали. Лишь бы она признала свою вину, взяла обидные слова назад.
Но Настя продолжала строить из себя святую невинность. Самую умную на свете святую невинность. Что, в общем-то, и неудивительно с такими-то родителями.
Мой отец все же раздобыл информацию о семействе Ворон, и она оказалась достаточно противоречивой. Анатолия Ворона боялись и недолюбливали. Но, несмотря на это, он зарекомендовал себя как чистоплотный и правильный человек. Он почти не пользовался служебным положением в личных целях. Среди пары исключений были как раз назначение дочери и перевод в Хабаровск несколько лет назад Ливанова. Да, именно его.
За что паренька невзлюбил Ворон, информации отец не нашел, но мне все это казалось слишком подозрительным, не верил я в такие совпадения.
Впрочем, я решил держаться от Насти подальше, потому и вычеркнул из круга своих интересов все, что происходило в её семье.
Было тяжело, признаться честно, меня безумно к ней тянуло, и сейчас, спустя три месяца, не изменилось практически ничего. Обида прошла, осталось лишь сожаление, что сложилось все настолько глупо и театрально.
Уже потом, в середине сентября, когда Ворон начала заново общаться с Викой из-за забеременевшей кошки, мы узнали причину Настиного поведения. Точнее, причину узнала Вика, она же потом и поведала мне, что принцесса увидела, как я успокаивал одноклассницу, и приревновала.
Такой бред бредовый, что мне даже ответить было нечего на это. Женская логика непобедима, и нам, мужчинам, не под силу её понять. Я так и ответил Виктории, заодно попросил, чтобы она раз и навсегда закрыла тему с Ворон. Видимо, недостаточно доходчиво объяснил.
— А ты знаешь про Рассохину? — нарушила тишину Вика, задав неожиданный вопрос.
— Что именно? Кроме того, что она больная на всю голову?
— Рома, — цыкнула Куркова.
— Ну что Рома? У нее живот скоро уже на нос полезет, а она до сих пор живет здесь. Я про Андрея вообще молчу, нет чтобы жену домой отправить, он только и делает, что в стрелялки свои играет.
— Мой тоже играет.
— Ну Антон, думаю, несмотря на это, сразу же вышвырнул бы тебя под бок к матери, если бы ты оказалась в положении. Не сделал бы этого он, сделал бы я. — Я отпил чай осторожным глотком. Надо же, до сих пор горячий. — Так что ты там хотела сказать?
— Люба Насте сказала, что у нее двадцать шестая неделя, — проникновенным шепотом произнесла подруга.
— И что? — Я прикинул в уме. — Это сколько? Седьмой месяц, ну оно и видно.
— Шесть с половиной, вообще-то, но не суть, — она взмахнула рукой, — ты посчитай лучше, когда она забеременела.
— Вика, давай без шарад. В мае же вроде…
— Вот именно, что вроде, Рома. У нее двадцать шесть недель, отними две, которые прибавляют врачи, и получаем начало июня, Рома. А на день пограничника её уже…
— Здесь не было, — сипло произнес я. — Я помню, как Андрей тут буянил.
— Вот-вот, — еще тише ответила мне девушка.
— Ты?
— Да я даже Антону этого не говорила, — возмутилась Вика и залпом допила чай.
— Нужно побыстрее как-то её выпроводить отсюда.
Вика закивала, поднявшись, собрала пустую посуду со стола.
— Только вот она единственная, у кого есть опыт кошачьих родов.
— Вика, кошки рожают сами.
— Не всегда. — Девушка выключила воду и, вытерев руки полотенцем, крепко сжала его в кулаках. — Маруська очень худая, а ты видел, какой у нее огромный живот? — выпучила глаза Вика так, будто это был её собственный живот.
И в этот момент раздалось дикое мяуканье. Вика прижала руки вместе с полотенцем к груди, а я закатил глаза.
— Нет! Нет! Только не гово… — Еще один то ли писк, то ли визг, то ли рычание. — Вика?
Девушка еще пару секунд смотрела на меня с такими же выпученными глазами, а потом сорвалась с места. Она скрылась в комнате, а через пару секунд с бешеным визгом: «Мы рожаем!» — побежала в подъезд.