– Вот как? А зачем он мне сдался?

– Сами знаете. Вчера вечером вы допрашивали его вместе с вашим жирным Ниро Вулфом только потому, что он честно делал свое дело и сопровождал этого хлыща. На его месте я бы вообще рта не раскрывала… – Пегги вдруг запнулась и посмотрела куда-то поверх моего плеча и в сторону.

В следующее мгновение она, оставив меня, решительно зашагала прочь. Я повернулся и увидел вошедшего в танцевальный зал Сэма Пикока. Заметив приближающуюся Пегги Труэтт, он заспешил ей навстречу. Я взглянул на наручные часы и засек время: без девяти одиннадцать. Оркестр вновь заиграл, и я переместился к стене у входной двери, откуда было удобно наблюдать за танцующими. Лили танцевала с Вуди, Билл Фарнем – с миссис Эймори, Пит Инголлс – с Дианой Кейдани, Арман Дюбуа – с женщиной в черном платье, а Уэйд Уорти – с девушкой с одного из близлежащих ранчо. Эд Уэлч, помощник шерифа, сидел на краю сцены, чуть повыше, чем на стуле.

Решив, что никакой пользы принести здесь не могу, я вышел в холл. Шериф Хейт уткнулся в журнал, закинув обе ноги на стол Вуди. Он метнул на меня взгляд, но промолчал. Я тоже не горел желанием говорить с ним. Я подошел полюбоваться на величайшую фразу в американской литературе, досчитал до ста и обернулся. Да, Уэлч был тут как тут. Я мигом придумал три варианта обращения к нему, все чрезвычайно едкие и остроумные, но потом отверг их. Прошагав к двери в задней стене, я открыл ее, вошел и притворил за собой.

Я оказался на кухне в апартаментах Вуди, которая уступала по размерам кухне Лили, но обставлена была столь же современно. Вслед за кухней располагались спальня и ванная, тоже маленькие и функциональные, а затем комната, которую Лили называла музеем. Огромная, примерно двадцать четыре фута на тридцать шесть, с шестью окнами и с образцами, должно быть, всего, чем в свое время торговал отец Вуди, от точильных камней и восьми сортов жевательного табака в стеклянной витрине до кружевных занавесок на вешалке. Самым тяжелым предметом был 26-дюймовый точильный камень, а самым большим – комбинация маслобойки и морозильника для мороженого. Единственными предметами в комнате, которые не считались музейными, были стулья, светильники и полки с книгами, все в твердых переплетах. Дешевых изданий Вуди не держал. Это была его личная библиотека.

Когда я вошел, две из этих книг лежали на маленьком столике у стены, а еще одна была в руках Вулфа, развалившегося в огромном кресле возле столика. Слева от него стоял торшер, а справа на столике рядом с книгами я увидел стакан и две пивные бутылки – одну пустую, вторую уже начатую. При моем появлении Вулф задрал голову и произнес:

– Неужели?

Имея в виду: где меня черти носили? Я придвинул себе стул и сел лицом к Вулфу:

– Я же говорил вам, что он придет поздно. Он только появился.

– Ты успел побеседовать с ним?

– Нет. И очень сомневаюсь, что стоит это делать.

– Почему? Он пьян?

– Нет. Хейт до сих пор здесь и уходить не собирается. Допустим, я приведу Сэма и через час или шесть часов вы либо выведаете от него что-то, либо нет. Если нет, то вы просто зря потратите время и силы, что достойно сожаления, но случается сплошь и рядом. Если же да, а Хейт по-прежнему будет караулить снаружи, то только сожалением вы уже не отделаетесь. Хейт…

– Я не настолько туп, Арчи. – Он захлопнул книгу, заложив пальцем место, где читал.

– Согласен.

– А это, – он ткнул рукой, – не наружная дверь?

– Наружная. Я тоже не настолько туп. Вы заметили дюжего бабуина, стоявшего недалеко от вас, когда я вошел в холл? Он следует за мной по пятам. Это помощник шерифа Эд Уэлч. На сегодняшний вечер – мой верный хвост. Если я проведу Сэма Пикока сюда через эту дверь, Хейт возьмется за него еще ретивее, когда мы расстанемся. Да и вывести Пикока через эту дверь не удастся. Уэлч наверняка будет караулить снаружи. Мы все-таки оба оплошали, особенно я. Мне следовало предвидеть, что Хейт явится сюда. Мне следовало отловить Пикока днем или во время ужина, а не развлекаться с этой чертовой форелью по-монтански. В результате же вы можете похвастаться разве что рецептом приготовления форели по-монтански, который передадите Фрицу, и умной фразой на древнем армянском языке. Завтра воскресенье, у Сэма, вероятно, будет выходной, но я все равно разыщу его и доставлю к вам. Чем больше я ломаю себе голову, тем больше мне кажется, что Сэм Пикок – как раз тот, кто нам нужен. Не верю я, что за весь вторник, среду и половину четверга он не слышал от Броделла ни одного слова, которое могло бы пролить свет на то, что случилось. Кстати, не говорил ли я уже то же самое три дня назад?

– Два. В четверг днем. Ты сказал, что пытался использовать мой метод, но так ничего и не добился.

– Да, Сэм упрям, как стадо мулов. Вчера вечером вам удалось выудить из него куда больше, чем мне с трех попыток. Но вы не я, к тому же теперь вы лицо официальное, и Пикок это знает. Предлагаю сейчас тихонечко улизнуть отсюда через эту дверь. Я отвезу вас домой, вы спокойно выспитесь, а завтра я приведу Сэма Пикока. За остальными заеду сюда потом.

Вулф скорчил гримасу.

– Который час? – прорычал он.

Я взглянул на часы:

– До полуночи еще двадцать четыре минуты.

– Я добрался только до середины книги, которая освежает мне память, – пожаловался он и налил себе пива. – Может, ты пока предупредишь мисс Роуэн, что мы уезжаем?

Я сказал, что это ни к чему, поскольку обычно мы танцуем до часа, и заглянул ему через плечо, чтобы посмотреть, чем он освежает себе память. Это оказался томик эссе Томаса Маколея, посвященный сэру Уильяму Темплу, о котором я не мог вспомнить. Я ходил по комнате, изучая музейные экспонаты, но думал о людях, особенно о Морли Хейте и Эде Уэлче. Я не восхищался ими. Если шериф и его помощник настолько уважают закон и порядок, что остаются на работе в субботу вечером, то могли бы найти занятие поважнее, чем следить за парой достойных граждан, уполномоченных окружным прокурором провести расследование преступления, совершенного на их территории. Их нужно поставить на место. Я рассмотрел три или четыре способа, как это сделать, когда вернусь, но ни