В одно мгновение обходительный мужчина и популярный сценарист превратился для нее в склизкого пришельца из иного мира из-за одного только анатомического строения рук. Вот ведь какие номера способно откалывать порой воображение…

«А может, всему причиной то, что меня касались совсем другие руки и я прекрасно помню, как мне при этом было хорошо? – подумала Лина, когда уже стояла в ванной, вся с головы до ног в хлопьях пены. – И бедный Эмиль Григорьевич здесь ни при чем?»

Она продолжала стоять, и звук струящейся воды постепенно успокаивал девушку. Да, нелегкий выдался день, слов нет. И не надо было ей пить коньяк с Эмилем Григорьевичем. Пьяные слезы могли негативно сказаться на уважительном отношении, которое, сам же говорил, он к ней испытывает…

Протерев ладонью запотевшее зеркало, чтобы видеть свое отражение, Лина сказала, как отрапортовала старшему по званию:

– Впредь обещаю вести себя осмотрительно. А то наклюкалась, прослезилась – вспомнить стыдно! Не хватало еще настроить против себя Эмиля Григорьевича. Он один теперь может помочь мне в этой жизни. Раз на любви я вынуждена поставить крест, остается только карьера!..

– Эй, с кем это ты разговариваешь, подруга? – раздался крик за дверью. – Не волнуйся, я одна!

Это пришла Ксения. Значит, на часах уже как минимум одиннадцать вечера – раньше она дома никогда не появлялась.

– Я сейчас! – отозвалась Лина и, замотав голову полотенцем, натянула на мокрое тело махровый халат.

Приятельницу она обнаружила в кухне. С куском овсяного печенья в зубах, та рылась в старенькой «Юрюзани».

– Есть будешь? – спросила Ксюша, не оборачиваясь.

– Нет, – ответила Лина. – Я уже поужинала.

– А я голодная как волк…

«Про волков что-то уже сегодня было, – мимоходом отметила Лина. – Только в какой связи, интересно бы вспомнить?»

– Что же тебя Сява не покормил? – спросила она.

– Мы поссорились, и я заявила, что умирать буду, а у него куска хлеба не возьму! – провозгласила гордая собой Акси.

– А из-за чего поссорились?

– Из-за отпуска.

– Вы же в Грецию вроде бы собирались…

– Собирались, – кивнула Ксюша, бросая в ковшик на плите пару сосисок. – Да только он туда на поезде пилить надумал… или на автобусе.

– Почему? – удивилась Лина.

– Сява на самолете летать боится. – Акси повернулась к подруге и подбоченилась. – Как тебе это, а? Он, видите ли, не понимает, почему такие громадные, тяжелые железяки не падают. Гаечный ключ, если его подбросить в воздух, падает, а самолет – нет. Подозрительно!

– Трудный случай, – вздохнула Лина, присаживаясь к столу, где подруга уже намазывала масло на хлеб. – И как же теперь?

– Да ничего трудного. Поедем на мотоцикле, и Толян со своей подружкой уже согласились, что клевый получится отпуск… Только Сяве пока об этом говорить не будем: пусть помучается, – сказала Акси, приступая к еде, и мстительно усмехнулась.

Когда с сосисками было покончено и настал черед зеленого чая с жасмином, Ксюша вдруг хлопнула себя по лбу:

– Ба, чуть не забыла! Тут тебя один чувак разыскивал. Весь из себя такой потрясный. В пальто и с шарфом поверх него!

Ее удивление было понятно. Акси так привыкла к парням из компании Сявы и Толяна, одетым исключительно в кожаные куртки с заклепками и шнуровками, что пальто казалось ей чем-то вроде горностаевой мантии.

У Лины же сразу зашлось сердце.

– К-когда?

– Да сегодня. Часов в семь. Меня обычно в это время по пятницам дома никогда не бывает, а тут вот понадобилось…

– Да плевать мне, что тебе дома понадобилось! – закричала Лина. – Чего он хотел?

Ничуть не обидевшись на грубость приятельницы, Акси посмотрела на нее в упор:

– Ого! Ну и как далеко у вас все зашло?

– Тебя не касается! – Она была сама не своя. Чего-чего, а появления здесь Артема Лина никак не ожидала. – Что он сказал?

– Сначала вежливо поздоровался, – степенно начала Ксюша, решив, что нельзя позволять обходиться с собой без должного уважения. – Потом представился… Сказал, что его зовут… Постой, как же его зовут?.. А-а, вспомнила, Артем Николаевич Прохоров… или Прокофьев?..

– Прости, что сорвалась, – повинилась Лина, поняв, что не выдержит, если Акси продолжит в том же духе.

– Ладно, – смилостивилась подруга и скороговоркой доложила: – Он спросил, здесь ли живет Лина Кузнецова, адрес которой ему дали в кадровом агентстве.

– И что ты ему ответила? – еле слышно прошептала девушка.

– Что да, ты здесь жила, но несколько дней назад отбыла в неизвестном направлении.

– Почему?

Акси пожала плечами:

– Я сказала, что не знаю почему. Ты мне, мол, не докладываешься.

– Нет, почему ты сказала, что я отсюда съехала? – спросила Лина.

– Не мое это дело – вмешиваться в отношения взрослых людей, – наставительным тоном заметила Акси. – Если у него нет номера твоего сотового, значит, ты не относишься к нему серьезно. Я права?

Не получив ответа, Ксюша решила прояснить для себя ситуацию:

– Ты знаешь этого парня? – Лина молча кивнула. – Тебе известно, где он живет? – Снова кивок. – Позвонить ему можешь? – Лина кивнула в третий раз. – Вот видишь, все в твоих руках. Как решишь, так и поступишь, а мое дело – сторона… Хотя, если ты готова меня выслушать: на мой взгляд, такими пацанами не бросаются. Даже если они носят пальто.

– Тут ты попала в точку, – сокрушенно промолвила Лина. – Такими не бросаются, это уж точно. Зато они нами бросаются.

– Что?

– Прости, это касается только меня, – мотнула головой Лина. – Но ты, Ксюша, все сделала правильно. Я не хочу, чтобы он меня нашел. Имей это в виду, если опять с ним встретишься.

Акси вздохнула:

– Как скажешь. Только, может, не стоит рубить сплеча?

– Я не рублю сплеча, – тихо ответила Лина. – Знаешь, бывает такое состояние, когда вроде как и решать ничего не приходится. Где-то внутри тебя само собой рождается твердое убеждение, что по-другому ты поступить не можешь. Нет у тебя выбора, хоть бейся головой о стену! – Ее глаза подозрительно блеснули. – Хотя от этого ничуть не легче.

– Эх, подруга, – всхлипнула Акси и обняла ее за плечи, – не знаю, чем уж тебя обидел этот тип, но мне тебя до слез жалко.

Лина резко отстранилась от нее:

– А вот этого не нужно. Я едва сдерживаюсь, чтобы не зареветь белугой. Если и ты еще начнешь меня жалеть, я точно изойду слезами, а что это изменит?

Обе сокрушенно поникли головами на соседних табуретках, поразительно напоминая двух нахохлившихся воробьев, сидящих рядышком на голой ветке пасмурным осенним днем…