– Селби? Жертвы?.. – изумленно переспросил Джек.

– Старый Пламли, Селби и его жена убиты. Готов съесть свой саквояж, если их гибель – не дело рук этого молодчика. – Доктор кивнул на убитого. – Сделайте так, как я говорю, и избежите крупных неприятностей с полицией. У инспектора может возникнуть много вопросов к человеку, не знающему, почему он выстрелил из ружья в своего соседа. Но если у вас был повод, это меняет дело. Вы же не хотите оказаться за решеткой?

Охотник последовал его совету. Но легче удержать запах дыма в дырявой коробке, чем слухи – в небольшом городке. Миссис Норидж подозревала, что сам доктор Хэддок, пораженный поступком охотника, не смог удержать эту историю в секрете.

Преподобный Бортрайт в своей воскресной проповеди чрезвычайно убедительно доказал связь между богобоязненностью жителей Эксберри – подтверждаемую ежегодными пожертвованиями в пользу церкви – и вмешательством провидения, шепнувшего на ухо мистеру Эвансу: «Застрели ублюдка». К концу проповеди преподобный до того разошелся, что описал картину вышеупомянутого вмешательства так ясно, словно видел ее собственными глазами, и некоторые из прихожан даже остались в убеждении, будто не кто иной, как Бортрайт спас город от безумца. Причину этой ошибки следует искать не столько в почтенном возрасте заблуждающихся, сколько в пылкости, с которой преподобный обрушился на свою паству.

– И встал пред ним ангел, и возложил длань на плечо ему, – гремел священник, – и рек: вон стоит тот, кто был поцелован самим Сатаной! И если не будет истреблен, то принесет с собой неисчислимые бедствия!

Далее ангел направлял руку мистера Эванса и напоминал сделать поправку на ветер.

Однако не только восторженный голос преподобного разносился по Эксберри. Шипение миссис Олсопп звучало ничуть не тише. Миссис Олсопп твердила: слепцы! глупцы! Вспомните – Итан Дикинсон три года назад пил за здоровье новобрачных на свадьбе Джека и Кэти. Уже тогда Эванс недобро поглядывал на него и подозревал дурное. Что ж, разве не было у него причин для ревности? Разве не заглядывал помощник фермера к Кэти, едва ее муженек исчезал из виду? Разве не перемигивались они, встречаясь в церкви? Злоба, черная злоба вызревала в сердце Джека Эванса все эти годы! И наконец, увидев их вместе, охотник не сдержался.

– Виселица – вот чего он заслуживает, – шипела миссис Олсопп, кривя тонкие губы. – А вы чествуете его как героя… болваны! Он знать не знал, что Дикинсон свихнулся.

Было и другое объяснение поступку охотника.

– Полагаю, он догадывался, что с Итаном что-то не в порядке, однако не отдавал себе в этом отчета, – сказал доктор Хэддок в беседе с миссис Норидж. – Пытался я расспрашивать его, но вы же знаете Джека – из него слова лишнего не вытянешь. Он всегда был молчун.

– Между догадками и выстрелом – огромная пропасть, доктор.

– Вы отрицаете прозрения?

– Мистер Эванс решителен, но не безрассуден. Если вы начнете подозревать соседа в том, что он опасен для окружающих, разве пристрелите его, точно бешеную собаку?

– Какую же разгадку предлагаете вы?

Миссис Норидж покачала головой.

– Увы, ее у меня нет. Но не стану скрывать: мне очень хотелось бы знать мысли Джека Эванса, когда он целился в Дикинсона.

Она встала, опираясь на зонтик-трость, и устремила задумчивый взгляд на высокую стену ровно шумящего леса.

Несколько дней спустя миссис Норидж отправилась на свою обычную прогулку. Время от времени она меняла маршруты, и в этот раз дорога вывела гувернантку – несколько неожиданно для нее самой – к Миднари-Рок.

Отсюда открывался самый красивый вид на окрестности Эксберри. Но удивительное дело – здесь всегда было безлюдно. Быть может, виной тому сильный ветер, даже в самые жаркие дни пробирающий холодом до костей, как бывает на северном море, а может, предпочтения жителей Эксберри, превыше всего ставивших романтическую красоту, а не суровую.

Доктор Хэддок говорил, что на Миднари-Рок его каждый раз охватывает необъяснимая тоска. Даже дамы с альбомами, придирчиво выискивавшие места для своих пейзажных набросков, раз или два попробовав рисовать на Миднари-Рок, больше не возвращались сюда.

Миссис Норидж не удивилась бы легенде, повествовавшей о покончивших с собой влюбленных или о несчастном, чей бесприютный дух стенает над скалой. Однако легенд не существовало. Даже самоубийцы предпочитали сводить счеты с жизнью в других местах, хотя мало что так подходило для встречи со смертью, как Миднари-Рок. Скала возвышалась над каменистой поверхностью на добрых сорок ярдов – немалая высота для Эксберри! Ее венчала ровная площадка, ничем не огражденная.

Вот почему миссис Норидж удивилась, заметив на площадке две фигуры.

Кэти и Джек стояли на самом краю, крепко обнявшись. Ветер донес до миссис Норидж тихий счастливый смех. В чем бы ни заключалось проклятие Миднари-Рок, на этих двоих оно не действовало.

Случилось так, что неделей позже дела привели миссис Норидж в «Хромую лису». Побеседовав с хозяйкой гостиницы, она спустилась по лестнице и в глубине полутемного зала, возле окна, заметила знакомое лицо.

– Посторонитесь, моя милая, – сказала миссис Норидж служанке, застывшей в проходе с открытым ртом.

Девица вздрогнула, отскочила и пролила эль на передник. Осуждающе покачав головой – она не любила растяп – гувернантка прошла в зал.

Все столы были заняты, но ни пьяные вопли, ни громкий хохот не нарушали ровного приглушенного гула, похожего на деловитое пчелиное жужжание над полем в жаркий летний полдень. В «Хромой лисе» приветствовалась сдержанность нравов: стоило кому-то, забывшись, повысить голос, и хозяин за стойкой издавал такое выразительное «ХМММ», что съеживались огоньки газовых горелок на стенах. «Если кому охота кулаки почесать или там глотку сорвать, так вам будут рады в «Пьяной утке», – сообщал старый Макалистер в пространство. – А у нас тут другие порядки».

Гувернантка протиснулась к дальнему столу.

– Миссис Норидж! – обрадованно воскликнула Кэти Эванс.

Ее прелестное лицо озарила улыбка, в ответ на которую нельзя было не улыбнуться.

– Здравствуйте, Кэти.

Джек Эванс, встав, учтиво поклонился.

– Помнишь, я помогала миссис Тоби шить выходные платья для девочек из Чаппел-холла? – сказала Кэти, обращаясь к мужу. – Миссис Норидж в то время работала там. Никогда не забуду, как вы помогли мне найти пропавшее кружево, миссис Норидж! Ведь портниха, ей-богу, думала, что это я взяла его.

– Не окажете ли вы нам честь, миссис Норидж, и не присоединитесь ли к нам? – спросил Джек Эванс. Он говорил медленно, словно человек, привыкший взвешивать каждое слово.

За ужином беседа велась между миссис Норидж и Кэти; Джек в основном молчал, но в том, как внимательно слушал он, как кивал, как улыбался шуткам своей жены и даже одному звуку ее голоса, – во всем этом миссис Норидж видела живую заинтересованность и деликатность: не считая себя интересным собеседником, Джек Эванс опасался испортить женщинам удовольствие от встречи.