Никто не назвал бы его красивым, но было в лице охотника что-то, притягивавшее взгляд. Держался он очень естественно, но в то же время скромно; в нем угадывалось большое чувство собственного достоинства. Миссис Норидж одобрительно подумала, что для Кэти нельзя было бы выбрать лучшего мужа. От пары веяло спокойствием счастья.

Между тем за соседним столом болтали наперебой; миссис Норидж узнала голос доктора Хэддока.

Высокий молодой мужчина с каштановыми кудрями до плеч махнул рукой сыну трактирщика.

– Эй, Сондерс! Сегодня выпивка за мой счет!

– Брендан, опять кутишь? – с улыбкой спросил Эванс.

Тот развел руками, смущенно ухмыляясь:

– Сам не понимаю, как эти парни выдаивают из меня последнее!

– Я бы попросил, мистер Коу! – запротестовал сидевший рядом худой седовласый джентльмен.

Приземистый мужчина, в чертах которого странно сочетались хитрость и простодушие, хлопнул его по коленке:

– Да успокойтесь вы, Оттис! Брендан шутит! Отчего бы не шутить нашему Брендану, когда он заработал больше, чем его старик!

– Еще нет, капитан, еще нет! И смотрите, не сглазьте! – Коу суеверно постучал по столу.

Брендан Коу и Джек Эванс выросли на одной улице. Сходства в них было меньше, чем различия, что ничуть не препятствовало самой теплой дружбе. Коу был шалопаем, беспечно транжирившим деньги папаши. Год назад он удивил всех, вложив немалую сумму в дело своего приятеля, торговавшего зерном. Прибыль позволяла ему вести безбедную жизнь, и в глазах многих отцов семейств Брендан Коу из повесы, которого следует гнать подальше от дочек, сделался завидным женихом.

– Выпьем за пшеницу! – провозгласил Брендан. – За золотую пшеницу, и пусть она превращается в золото в наших руках! Что может быть прекраснее пшеничного зерна! Хей-хоу! Разве что джин из него!

«Но что делает Артур Оттис за одним столом с этим весельчаком? – удивилась миссис Норидж. – Вот человек, который не только не понимает, но и не одобряет шуток и, будь его воля, запретил бы их вовсе. К тому же он, кажется, совсем не пьет».

– У бедняги Оттиса не было выбора, – шепнул Джек Эванс, поймав ее взгляд. – Капитан Шакпи поймал его, точно моль, и притащил сюда.

Гувернантка невольно улыбнулась вслед за рассмеявшейся Кэти. Артур Оттис унылой бесцветностью и впрямь напоминал моль. Его экономка уверяла, что он проводит свои дни в неустанных молитвах и чтении Библии.

Капитан Шакпи куда чаще поминал черта, чем бога, и был отчаянным вралем. Так, во всяком случае, полагала миссис Норидж. Был ли он в действительности капитаном? Морских баек ему было известно без счета, и названиями кораблей он сыпал, как иные – именами богатой родни. Где он брал деньги на жизнь, никто не знал. В одном миссис Норидж была уверена: такого пройдоху, как Шакпи, еще поискать. Для чего ему пресный богобоязненный джентльмен?

Брендан Коу вряд ли задумывался об этом. Он сиял, и все в этот вечер вокруг него радовались, будто впитывая преизбыточное счастье молодости.

Улыбка на губах Кэти внезапно увяла. Гувернантка проследила за ее взглядом и увидела за окном богато одетую немолодую даму, дородную, с глазами навыкате; она распекала растерянного кучера. Джек тоже увидел ее, но лицо его осталось безмятежным.

– А, миссис Олсопп.

– Отчего никто не даст отпор этой ужасной женщине? – вполголоса произнесла расстроенная Кэти.

– Моя дорогая, если кипящую похлебку закрыть крышкой, она поднимется через край и зальет плиту, – возразила миссис Норидж. – Но оставьте котел с похлебкой в покое – и на ее бульканье можно не обращать внимания: оно ничему не повредит.

Джек Эванс одобрительно кивнул.

– Многие пытаются разгадать ваш поступок, мистер Эванс, – сказала гувернантка. – Их предположения ничего не говорят о вас, но многое – о них. Скажем, доктор уверен в вашей невероятной проницательности, граничащей с предвидением.

– А вы что думаете? – неожиданно спросил охотник.

Гувернантка поймала удивленный взгляд его жены.

– Я уверена в одном: причина, побудившая вас выстрелить, лежит в области познаваемого. Предвидение и воля провидения здесь ни при чем.

Джек покачал головой. Странная улыбка пробежала по его губам.

– Я был бы только рад признать вашу правоту. Однако вы ошибаетесь. Что ж, рано или поздно эту историю стоило бы вытащить на свет божий… Боюсь только, вы не поверите ни единому моему слову.

Гувернантка молча ждала, не опровергая и не соглашаясь.

– Сондерс! – позвал Джек. – Принеси мне еще пинту имбирного эля. Миссис Норидж, вы не откажетесь от ликера?.. И вишневого ликера, дружище.

Малыш Сондерс, верзила с добродушным лицом, принес заказ и подмигнул Джеку.

Тот ничего не заметил; опустив взгляд, он рассеянно водил пальцем по выщербинам на грубой поверхности стола. Наконец, он вздрогнул, будто очнувшись, и вскинул голову. На лбу его залегла глубокая складка.

– Впервые это случилось, когда мне было девять. Мы с отцом и дядей отправились в Морпет, чтобы продать скот на местной ярмарке. Она всегда проводилась за неделю до Троицы. Дела вынудили отца задержаться на пару дней. Торговцы и покупатели разъехались, и город опустел. Тот июньский день и сейчас стоит у меня перед глазами: тихий, теплый… Отец и дядя задремали после обеда, а я отправился бродить и, сам не знаю зачем, прошагал пару миль по пыльной дороге. Уж очень славно было топать по ней по щиколотку в пыли и слушать, как распевают птицы. Ни телега, ни путник не попались мне навстречу. Я как будто был один во всем свете.

Он помолчал. Миссис Норидж бросила короткий взгляд на его жену и убедилась, что ее предположение было верным: Кэти Эванс впервые слушала этот рассказ. Затаив дыхание, она не сводила глаз с мужа; ее пальцы, крепко сцепленные в замок, побелели от напряжения.

– Дорога вывела меня к полю, и я остановился как вкопанный. По краю поля, в высокой траве ходила девочка лет пяти, совсем еще малышка. Она держала букет ромашек. Время от времени она наклонялась и срывала новый цветок. Ветер качал траву, и солнце грело. Что-то было в этом… – Джек осекся, мучительно подбирая слова. – Она была такая красивая, – сказал он наконец. – Волосы у нее были золотистые и развевались на ветру. Она заметила меня, но ничуть не испугалась, а только весело помахала рукой и продолжала собирать цветы. Я стоял там… не знаю… Долго. Этот ребенок… Она сама была как июнь. Как цветы в ее руках. Ветер доносил до меня звуки песенки, которую она мурлыкала – что-то про кобылу, которую нужно подковать, иначе на ней не доехать до ярмарки в Скарборо.

Когда солнце нижним краем коснулось деревьев, я спохватился, что пора возвращаться. Отец с дядей наверняка давно проснулись и беспокоились обо мне. Я помахал ей на прощанье и ушел. Вроде бы ничего такого, правда? Мы ведь даже не болтали. Но я знал, что этот день останется у меня в памяти.