– Все так, но все очень плохо, Валерий Иванович. – Горелов поднял руку к верхней пуговице – расстегнуть ее, иначе он точно задохнется. – Получается, что к смерти этих двух женщин имеет самое непосредственное отношение господин Холодов, так?

– Конечно, так! Разве же осмелились бы его «ребята» без его ведома сотворить такие чудеса? Яснее ясного – достала его твоя Маргарита, он и того… Отделался от нее подобным образом. Некрасиво, правда, как-то это вышло, устроил бы ей аварию, что ли! А то срам один! Сплошь срам!

– Может, как раз такое условиям их контракта не противоречит? – предположил Иннокентий.

– Да ладно тебе людей-то смешить! – фыркнул Сизых. – Думаю, если и имел место какой-то контракт, то место для твоей Ритки отводилось в нем лишь на пустой странице. Дуры! Какие же бабы дуры! Согласись?

– Так точно, – вяло произнес Иннокентий, все еще не понимая, куда же клонит его догадливый начальник.

– Вот и я говорю, – обрадованно подхватил тот. – Они – дуры, а нам расхлебывать, так ведь? Только, Кеша, не станем мы с тобой ничего расхлебывать! Ни хрена нам это не надо!

– Как это?!

– А так!

Сизых полез из-за стола. Заложил руки за спину и принялся ходить по кабинету, медленно сужая круги вокруг Горелова.

– Она – сука, и к гадалке не ходи. И не только с тобой, видимо, сукой она была, если уж господину Холодову захотелось ее… Н-да… Допекла мужика, одним словом! Ну, допекла и допекла, это их личные проблемы. Разрешил он их таким вот способом, и что с того? Как уж получилось, как смогли, так и разрешили. Конечно, если бы она погибла в аварии… это было бы предпочтительнее. Но, видно, не поступило таких указаний. Сделали все иначе. Что теперь нам-то делать? – Сизых остановился за спиной Горелова, наклонился, положив ладони на спинку его стула, и шепнул ему в самое ухо: – Забудь, Горелов!

– Что забыть?

Из-за недавних слов начальника ему сделалось так тошно, что хоть вой и мебель круши, честное слово! Он даже представил себе, что первым в стену полетел бы стул, на котором он сейчас сидит. Потом он смахнул бы со стола все эти ватрушки вместе с чашками и чайником. Бумаги полетели бы к чертовой матери в разные стороны! Сизых бы тоже досталось, невзирая на его положение и звание.

Видишь, как он повернул все, а! Мудрец, мудрец…

– Все забудь, Кеша, – Сизых опустил ему на плечо тяжелую руку, крепко сжал. – Знаю, что хотелось бы тебе очень этого старого говнюка схватить за его дряблую шею и к земле прижать. Но…

– Но что?

– Но не получится у тебя это, Горелов. И у меня не получится. Зубы только себе сломаем и шишек набьем. Это тебе терять уже нечего, а у меня – дочки, жена! Завтра из школы не дойдут они до дома, исчезнут, растворятся, и что мне тогда делать? Вешаться? Сначала жену повесить, а потом – себя?

– Почему?

– Потому что жить после такого я дальше не смогу, и жена моя тоже. И было бы из-за чего, господи! – фыркнул ему в самое ухо Сизых, дыша тяжело, прерывисто. – Из-за поганой девки, которая места, куда бы свою задницу пристроить, все не могла найти!

– У вас ведь тоже – девки, Валерий Иванович. – Горелов повел плечом, высвобождая его из-под начальственной тяжелой длани. – И они тоже могут наломать дров, когда вырастут. Могут ошибиться.

– Но не так же, Горелов! Не так же! – оборвал его сердито Сизых. – В общем, слушай меня…

Начальник сел за стол. Выпрямил спину, что давалось ему нелегко после ранения, и делал он это не часто, а лишь в моменты крутых разносов. Посмотрел на Горелова, как на своего личного врага.

– Дело мы закрываем – за отсутствием состава преступления.

– Валерий Иванович! – Горелов приподнялся со стула. – Но как же так?! Налицо же – умышленное причинение вреда здоровью, повлекшее смерть двух лиц, и…

– Я сказал – хватит!!! – заорал не своим голосом Сизых и шарахнул кулаком по столу, да так, что ватрушки на тарелке подпрыгнули, а Горелов быстро опустился на свое место. – Мне не нужен весь этот геморрой из-за какой-то шалавы!!! Доказать ты ничего не сумеешь, пара алкашей из подъезда – это не свидетели! Эксперты в один голос утверждают, что никаких следов насилия не обнаружено! Все! Все, Горелов! Закрыли это дело – и эту тему – раз и навсегда! Понял?!

Он молча кивнул.

В глубине души он, конечно же, был согласен с Сизых – целиком и полностью. Доказать что-то им вряд ли удастся. Никто, кроме двух личностей сомнительного вида и рода деятельности, не видел, как Захаров уезжал, а Анастасия кричала ему из окна, будучи еще вполне живой и здоровой. Никто, кроме них, не видел подъехавший к дому джип и мужчину, вышедшего из него. Никто не подтвердит, кроме них, опять же, что он вошел в подъезд, а потом быстро вышел оттуда. Любой хороший адвокат – а их у Холодова целая стая – разнесет в пух и прах все их показания.

И даже если и найдется кто-то еще, кто-то глазастый, увидевший в тот вечер некоего мужика из охранного предприятия, то где гарантия, что он заходил именно в квартиру Анастасии? Ну, подъехал и подъехал, дальше-то что? Вошел в подъезд – и вышел. Зачем? А просто так! А вот велел ему господин Холодов убедиться в том, что с его женой все в порядке! И все.

– Ты же и сам не уверен в том, что их обеих именно убили, – проворчал Сизых, хватаясь за сердце. – Всю кровь мою ты выпил, а! Может, они – того… В самом деле… сами!

– Может, – кивнул Горелов понуро. – Но что там делал этот мужик из охранного предприятия?

– Я тебе уже сказал: выполнял поручение своего шефа! То есть следил за его женой в момент отсутствия босса!

– А почему тогда он не предотвратил трагедию?

– Дурак же ты, Горелов! – выпалил Валерий Иванович и зашвырнул себе под язык таблетку. – Не было ее, понимаешь? Не было никакой трагедии! Бабы обкололись и померли сами во время лесбийского прелюбодеяния!

Последние два слова он выговорил по слогам, боясь ошибиться. Выговорил, языком пощелкал, то ли рассасывая таблетку, то ли смакуя собственный слог. Улыбнулся устало и указал Горелову на дверь:

– Иди и забудь, Иннокентий. Иначе ты меня так в гроб вгонишь. А у меня жена и дочки!

Горелов встал и пошел к выходу. Он намеренно забыл папку на столе. Может, Сизых захочет все-таки из природного упрямства и настырной интуиции взглянуть на документы, может, заинтересуется ими?

Не заинтересовался. Швырнул папку ему в спину прямо из-за стола своего, Горелов еле успел ее поймать. И ведь, хитрец, застегнуть ее успел, иначе поднимать бы Горелову все бумаги с пола.

– С Захарова все подозрения снимешь и… И извинись перед человеком, – напомнил ему начальник. – Не стоило вообще его трогать. Уважаемый человек. Запил, я слышал, мужик-то? Мне его адвокат аж со слезой в голосе жалился: никогда, говорит, такого клиента у него еще не было! Если бы не жена его, отказался бы он и от великих гонораров. А так – все что-то копает, хлопочет… Ты извинись перед дядечкой-то, извинись, Кеша.