какое-то время, я была еще ребенком, но разобраться во всем было не так уж сложно. По первости я плакала, умоляла тех мужчин, что приходили за мной, оставить меня, не прикасаться ко мне. Иногда они смеялись, но чаще били. Это были отчаявшиеся люди. Лодочники, дальнобойщики, чернорабочие, они жили силой или хитростью и платили деньгами, которые, полагаю, им тоже нелегко доставались. Они не собирались меня отпускать просто так.

Мистер Рэй взял ее стакан и долил еще немного виски. Хотя за разговором Лали особо не притрагивалась к напитку, после двух глотков, которые она успела сделать, стакан оказался наполовину пуст.

— Продолжай, — настаивал мистер Рэй, снова подталкивая стакан к Лали.

Она улыбнулась про себя. Да, он определенно был из тех клиентов, кого заводят рассказы.

— Однажды ночью, когда дела шли ни шатко ни валко, я увидела нашу мадам, пьяную, вырубившуюся перед телевизором. Никто из девушек не обращал на меня внимания, так что я просто выскользнула за дверь и побежала. Я понятия не имела, куда бегу, просто бежала так быстро, как только могла. Была зима, поздняя ночь. И тут я увидела дорожного полицейского в будке. Я подбежала к нему, все рассказала и попросила помочь. Он сказал, что отведет меня в полицейский участок и там мне помогут.

— И? — снова заторопил ее мистер Рэй. — Ты сбежала?

Лали рассмеялась:

— Нет. Как вы думаете, что они сделали? Он и констебль. Я провела там всю ночь в задней комнате. — Лали отвела взгляд. — Утром я вернулась в бордель, к мадам.

— Она тебя ударила?

— Нет. Она вообще-то не такая уж плохая. Кормила меня, учила разным вещам, защищала меня по-своему. Она никогда не спрашивала меня, что произошло.

— Невероятно, — промолвил мистер Рэй.

— Вы думаете, я была первой из ее девочек, кто попытался сбежать? Многие девочки пытаются. А когда видят, что творится снаружи, возвращаются, — Лали подняла свой стакан. — Некоторые даже добираются до дома, но семья их не принимает. Те, кто поумнее, не тратят силы на то, чтобы тупо бежать, а ищут другие способы слинять.

Она улыбнулась, давая понять, что ее история подошла к концу, и положила руку ему на бедро. На этот раз мистер Рэй не возражал, хотя периодически отвлекался, чтобы глотнуть виски. Поначалу Лали пыталась удержать его в постели, вызывающе настаивая на внимании, но вскоре подстроилась под несвязный, обрывочный характер их встречи. При всей своей бесстрастности он оказался достойным любовником, относился к Лали как к диковинке, объекту, требующему изучения, но по большому счету это мало что значило. Однако она заметила, что всякий раз, когда она пыталась верховодить, мистер Рэй как будто находил это забавным и позволял ей проявлять инициативу, но ненадолго, чтобы затем подчинить ее, иногда с излишним рвением. После нескольких раундов этих схваток Лали сдалась, стала полностью покорной, отзывчивой и податливой.

Когда игры закончились и мистер Рэй захрапел, лежа на спине, Лали села рядом с ним, вытянув ноги. Еще недавно она и подумать не могла о том, чтобы провести ночь в таком шикарном месте. Сколько же стоит ночь в этом номере? Пять тысяч? Десять? Пятнадцать? Она посмотрела на немолодого спящего мужчину — его грудь мягко вздымалась под одеялом — и попыталась представить, насколько богатым нужно быть, чтобы спускать такие суммы на ночные забавы. Большинство девушек, которых она знала, не зарабатывали столько и за месяц. Ей стало интересно, сколько зарабатывала Мохамайя, бывала ли она когда-нибудь в номере дорогого отеля, думала ли про своих детей, когда перед ней выставляли горы изысканных блюд. С момента убийства мысли Лали постоянно возвращались к этой молодой женщине, едва ей знакомой, и каждый раз ее охватывал гнев. Никто лучше нее не знал, что на месте Майи могла оказаться любая из них. Да и она тоже. Для остального мира шлюхи Сонагачи были взаимозаменяемым товаром. И кого это волнует? Когда человек привыкает к большим деньгам, все то, что он может на них купить, становится мелким, бессмысленным.

Она бесшумно соскользнула на пол, заботливо поправив простыни на широкой спине мистера Рэя. Его очки опасно зависли на краю кровати. Лали осторожно подняла их и положила на тумбочку. На этот раз она налила себе более щедрую дозу виски. Мистер Рэй повернулся во сне, издавая приглушенный звук.

Она на цыпочках подошла к стеклянной стене, села на пол, обхватила колени, уткнулась в них подбородком и оглядела улицу внизу. Она всегда думала о Парк-стрит как о почти мифическом месте веселья и роскоши. Даже здешние проститутки могли похвастаться лучшей одеждой, прическами, деньгами и английскими именами. Однако в этот поздний час улица выглядела обшарпанной. С высоты пятого этажа открывался вид на потрепанные временем колониальные здания. Тем, кто приходил на Парк-стрит выпить вина и пообедать, было недосуг любоваться красотами прошлого.

Внизу темнели забранные ставнями витрины магазинов и дорогих ресторанов, посетители которых давно разошлись по домам. На тротуарах бездомные сворачивались в тугие клубки, укрывались газетами и шалями, пряча лица от шумного веселья пьяниц и завсегдатаев вечеринок, выходящих из отеля, в котором она находилась. Лали представила, как их крикливые голоса разносятся в ночной темноте, неуместные и одинокие, среди желтых такси, проползающих мимо в поисках пассажиров.

Глава 26

Дверь всегда была открыта. Висхал не стал стучаться, он просто вошел. Знакомый запах неизменно навевал на него легкую меланхолию. Внутри все выглядело как обычно. Ему стало интересно, выглядела бы квартира по-другому, если бы он когда-нибудь уехал далеко, чтобы учиться или искать работу, как делали многие в городе, где никогда не хватало рабочих мест для молодежи. Вернулся бы он изменившимся человеком, обзавелся бы парой глаз, которые видели и паутину, и желтушный свет, падающий на антикварную мебель? Дом его родителей был памятником общине, которая балансировала на грани исчезновения. Калькуттские парсы составляли убывающее меньшинство, и родительский дом, как и многие подобные дома, оставался последним бастионом культуры, которая, возможно, не переживет еще одно поколение.

Его мать и ее подруги, миссис Барвани, Мистри, Эдулджи и Дисуза, перекидывались в картишки, расположившись за маленьким кофейным столиком, все так же опирающимся на три ножки, как это было еще до его рождения. Он помнил эти долгие послеполуденные часы, переходящие в еще более долгие сумерки и вечера, когда женщины играли на смехотворно низкие ставки, мизерные, даже если сравнивать со стоимостью самых скромных колец на их пальцах. Ему потребовалось время, чтобы осознать: главное здесь — удовольствие от игры и ее неторопливое развитие, а не