Дверь уже захлопывается, когда я вдруг слышу:

– Подожди…

Сент-Клэр резко распахивает дверь. Мутный взгляд, дрожащие руки…

– Я не знаю, что сказать, – наконец произносит он.

– Так ничего не говори. Прими душ, надень что-нибудь теплое и приходи ко мне. Я буду в своей комнате.

Сент-Клэр заходит минут через двадцать, и я замечаю, что волосы у него еще влажные. Он принимал душ.

– Проходи. – Я усаживаю его на полу возле кровати и беру полотенце, чтобы высушить его темные волосы. – А то простудишься.

– Это всего лишь предрассудки, не знала?

Но так легко от меня не отделаться. Спустя одну-две минуты он слабо вздыхает, словно от облегчения. Я методично продолжаю вытирать ему голову.

– Куда пойдем? – спрашивает он, едва я заканчиваю. Его растрепанные волосы все еще влажные.

– У тебя прекрасные волосы, – говорю я, сдерживая желание запустить в них пальцы.

Сент-Клэр фыркает.

– Я серьезно. Знаю, тебе постоянно об этом говорят, но у тебя действительно хорошие волосы.

Я не вижу выражения лица Этьена, но его голос становится тихим:

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста, – любезно отвечаю я. – Честно говоря, я понятия не имею, куда мы пойдем. Мне казалось, мы просто выберемся и… где-нибудь приткнемся.

– Что? – восклицает Этьен. – Никакого плана? Никакого поминутного расписания?

Я бью его полотенцем по голове:

– Осторожней со словами, а то придумаю что-нибудь.

– Боже, нет. Что угодно, только не это.

Сначала мне кажется, что парень говорит серьезно, но потом он оборачивается. На лице у него кривая ухмылка. Я снова его бью, но, честно говоря, эта ухмылка приносит мне такое облегчение, что я готова заплакать. За последние несколько недель это впервые.

Сосредоточься, Анна.

Я надеваю кроссовки, хватаю зимнюю куртку, шапку и перчатки.

– А где твоя шапка?

Сент-Клэр смотрит на меня с прищуром:

– Мер? Это ты? Наверное, мне понадобится шарфик? Я не замерзну, мамочка?

– Ладно, можешь окоченеть до смерти. Еще посмотрим, кто из нас будет беспокоиться.

Сент-Клэр вытаскивает свою вязаную шерстяную шапочку из кармана куртки и натягивает на голову. На этот раз его улыбка широка и ослепительна, и она застает меня врасплох. Сердце замирает.

Я удивленно смотрю на Этьена до тех пор, пока улыбка не сползает с его лица, сменяясь недоуменным взглядом.

На этот раз мой голос едва слышен:

– Пошли!

– Вот оно! Таков мой план.

Сент-Клэр смотрит вслед за мной в сторону массивного купола. Фиолетово-серое небо, привычное для Парижа с приходом холодов, подавляет его, лишая купол золотистого сияния, но я все так же им очарована.

– Пантеон? – осторожно спрашивает Сент-Клэр.

– Знаешь, я здесь уже три месяца и до сих пор не знаю, что это такое.

Я выскакиваю на пешеходный переход прямо напротив гигантского здания.

Сент-Клэр пожимает плечами:

– Это Пантеон.

Я останавливаюсь, окинув его выразительным взглядом, но парень подталкивает меня вперед, чтобы я не попала под колеса голубого туристического автобуса.

– Ну конечно. Пантеон. И как я сама не догадалась?

Сент-Клэр косится на меня уголком глаза и улыбается:

– Пантеон – это место захоронения знаменитостей, известных людей, которые сделали нечто важное для нации.

– И все?

Я слегка разочарована. Здание выглядит так, словно там по меньшей мере короновали нескольких королей… или что-то в этом роде.

Этьен приподнимает бровь:

– Я хочу сказать, здесь повсюду памятники и могилы. Что особенного в этом здании?

Мы поднимаемся по ступеням, и вблизи высота колонн оказывается поистине ошеломляющей. Я никогда не подходила так близко.

– Не знаю, – продолжает Этьен. – Наверное, ничего. Что-то второсортное, в любом случае.

– Второсортное? Ты, наверное, шутишь.

Теперь я оскорблена. Нет, мне Пантеон нравится. Даже не так, я ЛЮБЛЮ Пантеон.

– Кто здесь похоронен? – требовательно спрашиваю я.

– Руссо, Мария Кюри, Луи Брайль, Виктор Гюго…

– Парень, написавший «Собор Парижской Богоматери»?

– Тот самый. Еще Вольтер. Дюма. Золя.

– Вау. Вот видишь? Разве не впечатляюще? – Имена кажутся знакомыми, хоть я и не в курсе, чем знамениты все эти люди.

– Я бы не сказал. – Сент-Клэр достает бумажник и оплачивает входные билеты.

Я пытаюсь расплатиться сама, ведь изначально это была моя идея, но он возражает.

– Счастливого Дня благодарения, – улыбается парень, протягивая мне билет. – Давай поглазеем на пару мертвяков.

Нас окружает невообразимое число куполов, колонн и арок. Все огромное и круглое. Стены украшают фрески, изображающие святых, воинов и ангелов. Мы прогуливаемся по мраморному залу в благоговейной тишине до тех пор, пока не натыкаемся на кого-то вроде Жанны д’Арк или святой Женевьевы, покровительницы Парижа. По словам Сент-Клэра, святая Женевьева спасла город от голода. Я думаю, что она была реальной исторической фигурой, но слишком стесняюсь спросить. Рядом с этим парнем я ощущаю себя совершенно необразованной.

С самой высокой точки центрального купола свисает качающаяся медная сфера. Ладно, об этом я уже не могу не спросить.

– Что это? – удивляется Этьен.

– Ну и ну. А я-то думала, ты знаешь все, – смеюсь я.

Наконец Этьен находит табличку:

– Маятник Фуко. О! Ну конечно. – И он с восхищением смотрит наверх.

Табличка написана на французском, поэтому я жду объяснений. Как оказывается, зря.

Сент-Клэр указывает на кольцо измерений на полу:

– Это демонстрация вращения земли. Видишь? Плоскость колебаний маятника меняется каждый час. Знаешь, это забавно, – говорит он, с интересом разглядывая потолок. – Хотя и незачем было строить такой огромный маятник, чтобы доказать свою точку зрения.

– Как это по-французски.

Парень улыбается:

– Ладно, пойдем посмотрим крипту.

– Крипту? – Я замираю. – Прямо настоящую крипту?

– А где, ты думала, еще хранят мертвые тела?

Я закашливаюсь.

– Правильно. Конечно. В крипте. Идем.