Об этом экипаже хотелось рассказать особо. Старший сержант Иван Егорович Муратов был выдающимся летчиком и сразу обратил на себя внимание командиров и товарищей. Горячий, порывистый и настойчивый, он быстро завоевал авторитет смелого и умелого бойца. В воздухе и на земле он боролся за честь своего звена и эскадрильи. Летный состав любил его за добродушный характер, чувство товарищества и за искреннюю преданность летному делу. Он отлично выполнял боевые задания в группе и еще лучше — задания по разведке. Выполняя боевые задачи одиночно экипажем-охотником, он всегда искал важную цель и метко поражал ее бомбами и пулеметным огнем. В его экипаже царила боевая дружба. Штурман и стрелки понимали в бою друг друга с полуслова. По путевке комсомола он поступил в Оренбургское летное училище, которое в 1941 году закончил с отличием. Летом 1943 года ему было присвоено звание младшего лейтенанта, и он был назначен командиром звена. К началу 1944 года он совершил более ста пятидесяти боевых вылетов и был награжден тремя боевыми орденами. Под стать Муратову был и штурман экипажа старший сержант Виталий Дмитриевич Извеков. Закончив в 1939 году среднюю школу, он поступил в Оренбургскую школу летчиков-наблюдателей и закончил ее в 1941 году. Мужественным поведением, отвагой и настойчивостью он создал себе славу воздушного разведчика. К концу 1944 года он совершил более ста тридцати боевых вылетов. Был сбит и тяжело ранен в грудь, но после излечения снова вернулся в полк и продолжал наносить с воздуха удары по фашистам.

Впоследствии Муратов рассказал о том, как был сбит его бомбардировщик. При ударе по скоплению танков и автомашин в районе Волчанска эскадрилья была атакована истребителями противника. Самолет Муратова загорелся, но продолжал полет на цель. Только сбросив бомбы на танки противника, Извеков дал курс на свою территорию. Объятый пламенем самолет развалился на части. Экипаж воспользовался парашютами, но Извекова атаковали истребители, и он получил сквозное ранение в грудь. Муратов после приземления нашел истекавшего кровью Извекова и доставил его в медсанбат.

Как только последний самолет был заправлен бензином, эскадрилья вылетела на боевое задание. После взлета недалеко от аэродрома мы обнаружили отдельные разрозненные группы наших отходящих войск, а еще через 10–15 километров увидели колонны фашистских войск, двигавшихся маршевым порядком в направлении Россоши. Сердце сжалось от боли за судьбу Родины.

В четвертом боевом вылете мы должны были разрушить переправу через Оскол у Чернянки. К цели летели в дожде, но все летчики хорошо держались в боевом порядке. Переправа у Чернянки оказалась разрушенной, и мы нанесли удар по скоплению войск противника западнее Чернянки, уничтожив несколько танков и автомашин противника[78].

На обратном маршруте дождь прекратился. Выглянуло солнце. Земля, омытая дождем, была разрисована сочными желтыми и зелеными красками. Путь эскадрильи временами преграждали несколько узких полос дождя. Некоторые из них просвечивались. После пролета одной из таких полос боевой порядок эскадрильи был освещен яркими лучами спустившегося к горизонту солнца, и в этот миг на противоположной гряде облаков возникла огромная тень наших самолетов. Видение длилось около двадцати секунд. Летчики от восторга кричали по радио без позывных:

— Смотрите! Смотрите!

Посадку на незнакомом аэродроме произвели четко, как будто всегда здесь летали.

В этих напряженных боевых вылетах летный состав почувствовал, что жизнь каждого члена экипажа зависит друг от друга, и прежде всего от товарищей, летящих рядом. Это обстоятельство породило крепкую беззаветную боевую дружбу, которой каждый из нас очень дорожил, пронеся ее не только через войну.

Вечером по пути к импровизированной столовой я зашел за Николаем Петровичем Гладковым. Он заканчивал разбор боевых вылетов с летным составом, и я присел в сторонке, чтобы его подождать.

Потери, понесенные второй эскадрильей в последние дни, не сломили Гладкова. У него появилась только некоторая резкость в отношениях и чувствовалась напряженность во всем его поведении. Все это только способствовало его слитности с бешеным ритмом войны. Разбирая действия летного состава в боевых вылетах этого дня, Гладков освещал их сквозь понимание всех событий и особенностей боевых действий. На разборе он открывал своим подчиненным то, что они обычно не замечали: и слабость ПВО, и осторожность истребителей противника. Анализируя участие экипажей в бою, он не только указывал недостатки в действиях летчиков, штурманов и стрелков-радистов, но и подмечал новые тактические приемы, отрывался от простой фиксации фактов, стремился сделать обобщения для проведения последующих боевых действий. Гладков чувствовал себя в ответе за все, что делалось в эскадрилье, и особенно за выполнение боевых задач. Он гордился боевыми успехами летного состава полка и эскадрильи и тяжело переживал потери и неудачи. Он знал, что, нанося чувствительные удары по врагу, он помогает идти к общей победе над фашистскими захватчиками. Некоторые приписывали ему смелость, основанную на презрении к смерти. Но они глубоко заблуждались. Его смелость и мужество основывались на воинском долге и командирской ответственности за выполнение боевых заданий.

По пути в столовую в разговоре с Гладковым мы отметили, что, несмотря на перебазирование взаимодействующих с нами истребителей на другие аэродромы в связи с продвижением немцев, прикрытие наших бомбардировщиков истребителями было очень организованным и надежным. За весь день напряженных боевых действий наш полк не потерял ни одного самолета. Чувствовалось умелое руководство боевыми действиями со стороны руководства воздушной армии.

Вечером на партсобрании эскадрильи обсуждался один вопрос: «О повышении эффективности бомбардировочных ударов по наступающим колоннам вражеских танков». Штурман Чернышов С. П. предложил наносить удары с меньших высот, более рационально выбирать направление захода на цель и интервал в серии между сбрасываемыми бомбами. Желонкин высказался за построение боевого порядка для удара по танкам в колонну звеньев и самолетов. Ему страстно возразил заместитель командира эскадрильи Медведев К. А., указав, что в таком боевом порядке нас расколошматят истребители противника. Но в целом обсуждение оказалось полезным. Мы снизили высоты при бомбардировке танков и строже стали подходить к определению других элементов тактических приемов.

3 июля полк двумя эскадрильями с утра до вечера наносил удары по переправам противника через реку Оскол западнее Чернянки и по фашистским танкам, автомашинам и войскам западнее переправ. Все четыре вылета были успешными. Бомбардировочными ударами мы разрушили мост, переправу, сожгли и повредили много танков и автомашин[79]. Особенно меткий удар по вражеским танкам нанес в этот день штурман второй эскадрильи Каменский.

Старший лейтенант Иван Иванович Каменский был среднего роста, стройный и подвижный. Для своих двадцати пяти лет он выглядел очень молодо. Мелкие черты лица временами озарялись спокойной улыбкой, но по характеру он был немного меланхоличный. С Гладковым он летал давно. Энергичный, волевой, прекрасный штурман и бомбардир, он держал на высоком уровне штурманскую службу в эскадрильи и личным примером учил штурманов точной ориентировке и меткому поражению целей. В полку он выделялся ясностью ума, глубоким пониманием наземной и навигационной обстановки, а также умением делать из этого правильные выводы и реализовывать их в боевых вылетах. За войну он совершил около ста двадцати боевых вылетов, в которых проявил мужество, находчивость и штурманское мастерство.