– Вы говорите невероятные вещи, – взволнованно произнес император.

– Мне бы не хотелось огорчать ваше величество своим докладом, но дело обстоит именно таким образом.

– Вы знаете, где сейчас находится великий князь Николай?

– Знаю, ваше величество. В данный момент он пребывает в Мраморном дворце, я приказал установить за ним круглосуточное наблюдение.

– Ах, вот как? Почему установили наблюдение?

– У нас есть основания полагать, что он намеревается скрыться со своей любовницей за границей.

– Арестовать негодяя!.. – сдвинул брови монарх. – Немедленно!

– Слушаюсь, ваше величество, – тотчас поднялся Филимонов и скорым шагом покинул кабинет императора.

* * *

У самого входа в управление стояли три полицейские кареты; четвертая, принадлежавшая начальнику столичного сыска, – немного поодаль. На ее передке, явно дремля, сидел кучер. Неподалеку, сгрудившись, стояли несколько полицейских, терпеливо дожидаясь выхода Филимонова. Заметив вышедшего начальника сыскной полиции, они дружно загасили цигарки и затопали к лошадям, привязанным к столбу.

– Дело деликатное, – наставлял Владимир Гаврилович полицейских, – так что когда зайдем, ни звука! Я сам знаю, что нужно сказать.

– Да разве ж мы не понимаем, – ответил за всех крупный полицейский с рябым лицом.

– Вот и отлично, братцы, – похвалил начальник сыскной полиции, направляясь к карете.

Один из городовых предусмотрительно сбросил подножку и распахнул перед ним дверцу. Поблагодарив едва заметным кивком, Филимонов разместился в карете. Верховые полицейские привычно заняли места впереди и позади кареты, и кучер, сбросив с себя дрему, махнул кнутом, погоняя четырех лошадок, запряженных попарно.

Карета, объезжая стоявшие на обочине повозки, двинулась вдоль набережной Невы. Вскоре показалось здание Мраморного дворца, облицованное светло-розовым мрамором. Карета остановилась подле кованой решетки, стоявшей на гранитных столбах с огромными мраморными вазами. Через небольшое окошко Филимонов увидел, как один из полицейских расторопно спешился и распахнул дверцу кареты:

– Пожалте, ваше превосходительство!

Стараясь не выказать накатившего волнения (ведь не каждый день приходится брать под стражу великих князей!), начальник сыска сошел на мостовую и хмуро буркнул:

– Не отставать!

– Да как же можно, – заверил все тот же рябой полицейский.

Миновали ограду, прошли мимо служебного флигеля: Филимонов чуть впереди, полицейские шагали позади.

У парадной лестницы навстречу полицейским выступили два солдата из караула. Предупреждая возможный вопрос, Владимир Гаврилович объявил:

– Сыскная полиция, по важному делу.

Солдат перевел недоуменный взгляд на рослых детин – прежде столь огромного количества полицейских видеть в Мраморном дворце не приходилось, – пожал плечами и протянул обескураженно, совсем не по уставу:

– Ежели оно так, тогда другое дело.

Стараясь подавить в себе нарастающее возбуждение, Владимир Гаврилович зашагал по парадной лестнице дворца. Рядом, придерживая рукой болтающиеся сабли, шагали взволнованные полицейские.

Поднявшись на третий этаж, Филимонов остановился, соображая, куда следует идти дальше: бывать ему здесь приходилось дважды, но лет десять назад.

– Так куды далее? – удивленно протянул все тот же рябой полицейский.

– Прямо по коридору, – сказал Филимонов, – там комната великого князя.

Встречавшиеся слуги удивленно расступались перед полицейскими, озадаченно смотрели вслед. В дальнем конце коридора показалась полная фигура великой княгини Александры Иосифовны: едва взглянув на приближающихся полицейских, она скрылась в своих покоях.

Дверь в комнату великого князя Николая Константиновича ничем не отличалась от прочих, разве что ручка была не медная, как на остальных дверях, а бронзовая и размером поболее остальных.

Приостановившись, как это бывает у купальщика перед тем, как окунуться в холодную воду, Владимир Гаврилович потянул на себя ручку, и дверь неожиданно легко распахнулась.

В комнате, которая, по всей видимости, была гостевой, находился Николай Константинович со своим отцом, генерал-адмиралом Константином Николаевичем. Разместившись на черном кожаном диване, они о чем-то разговаривали. Судя по напряженным лицам обоих, беседа была не из простых. Возможно, они специально уединились в гостиной, полагая, что здесь их никто не побеспокоит.

Филимонов, зная непростой характер Константина Николаевича, смотрел ему прямо в глаза. Поначалу его глаза выразили удивление (столь бестактного поведения он явно не ожидал), потом взор потемнел, все более наполняясь яростью, и он спокойным, но твердым голосом, четко выделяя каждый слог, проговорил:

– Прошу объясниться, господа, что здесь происходит?

– Мы из полиции…

– По какому праву в моем доме находится полиция? – перебил Константин Николаевич.

Распрямив спину и сделавшись еще выше, Владимир Гаврилович ответил:

– Прошу меня извинить, ваше высочество, но я здесь по долгу императорской службы.

Оперевшись о подлокотник, великий князь Константин Николаевич поднялся с дивана, заставив его коротко пискнуть и, заложив руки за спину, подошел к начальнику сыскной полиции. Худощавый, с хрупкими плечами и с ухоженной рыжеватой бородкой, с очками в тонкой оправе на прямом, сильно выступающем носу, он был на полголовы ниже Филимонова. И в сравнении с ним напоминал невероятно задиристого воробья, отважно нападавшего на крупного невозмутимого зверя.

– И по какому такому делу, позвольте полюбопытствовать?

Вытащив бумагу с высочайшим императорским соизволением, Владимир Гаврилович показал ее генерал-адмиралу, после чего, не жалея его родительские чувства, ответил столь же твердо:

– Я здесь для того, чтобы арестовать великого князя Николая Константиновича.

– Что?! – ахнул от неожиданности великий князь Константин. – Я полагаю, это какая-то дурная шутка в духе полиции.

– Не смею шутить. Ваш сын обвиняется в том, что украл икону из будуара своей матери и заложил алмазы и другие драгоценные камни с оклада ростовщику.

– Надеюсь, это ошибка, – произнес Константин Николаевич. – Мой сын не мог этого сделать.

– Никак нет! У нас есть неоспоримые доказательства его вины. И свидетельские показания людей, участвовавших в этом преступном замысле.

– О чем вы говорите? О каком таком преступном замысле?!

– Ваш сын украл икону у Александры Иосифовны, а потом приказал своему адъютанту Варнаховскому выломать драгоценные камни из оклада и заложить их ростовщику.

– А что адъютант? Неужели он подтвердил?