Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, социализм — ничто без глубокой критики и непрестанного развития политической экономии; и чтобы использовать здесь знаменитый афоризм школьных времен, Nihil est in intellectu, quod prius non fuerit in sensu (нет ничего в сознании, чего бы не было раньше в ощущении), нет ничего такого в социалистических гипотезах, что не встречается в экономической практике. С другой стороны, политическая экономия — это не более чем неуместная рапсодия, поскольку она утверждает в качестве действительных факты, собранные Адамом Смитом и Ж.-Б. Сэем.
Другой вопрос, не менее спорный, чем предыдущий, — это вопрос о ростовщичестве, или ссуде под проценты.
Ростовщичество, или, как сказали бы, цена использования, — это вознаграждение, каким бы оно ни было, которое владелец получает от своего дела. Quidquid sorti accrescit usura est (независимо от использования) — говорят богословы. Ростовщичество, основа кредита, занимает первое место среди средств, которые общественная стихийность ставит на карту в своей организационной работе, и анализ которых выявляет глубинные законы цивилизации. Древние философы и отцы Церкви, которых здесь следует рассматривать как представителей социализма первых веков христианской эры, — из-за несообразности, происшедшей от бедности экономических понятий тех времен, допускали аренду и осуждали денежный интерес, потому что деньги, по их мнению, были непродуктивным элементом. Они отличали заем вещей, которые потребляются путем непосредственного использования, в которые они вкладывали деньги, от займа вещей, которые, не будучи потребленными, приносят пользу своим продуктом.
Экономисты не удосужились показать, обобщая понятие ренты, что в экономике общества действие капитала или его производительность одинаковы, либо он расходуется на заработную плату, либо сохраняет роль инструмента; что в результате следует или запретить аренду земли, или признать денежный интерес, поскольку и то, и другое в равной степени является вознаграждением за залог, компенсацией кредита. Потребовалось более пятнадцати веков, чтобы допустить эту идею и нивелировать беспокойство от анафем католицизма против ростовщичества. Но наконец очевидность и всеобщая благосклонность оказались на стороне ростовщиков; они выиграли битву против социализма, и огромные, неоспоримые выгоды для общества этого инструмента начали служить основой легитимации ростовщичества. При этом социализм, пытавшийся обобщить закон, который Моисей вывел только для одних израильтян, Non fœneraberis proximo tuo, sed alieno, был побежден принятой им идеей об экономической обыденности, а именно об аренде, поднятой до теории производительности капитала.
Но экономисты, в свою очередь, оказались менее довольными, когда позднее их попросили обосновать аренду саму по себе и установить теорию доходности капиталов. Можно сказать, что с этой точки зрения они утратили все то преимущество, которым они изначально располагали в отношении социализма.
Без сомнения, и я первый признаю это, оплата аренды земли, так же, как деньги и любые движимые и недвижимые ценности, — это факт окончательный, самопроизвольный, источник которого находится в глубинах нашей природы, и который становится вскоре, благодаря своему естественному развитию, одной из наших самых мощных организационных пружин. Я даже докажу, что интерес капитала — это всего лишь материализация афоризма, Любой труд должен оставить излишек. Но перед этой теорией, или, лучше сказать, домыслом о производительности капитала, возвышается другой, не менее определенный тезис, который в последнее время поразил самых искусных экономистов: это то, что любая стоимость рождается из труда и состоит в основном из заработной платы; иными словами, что ни одно богатство изначально не вытекает из привилегий, обретает ценность только путем обработки, и поэтому только труд в отношениях людей является источником дохода. Как, таким образом, примирить теорию аренды или производительности капитала, теорию, подтвержденную разносторонней практикой, с тем, что политическая экономия в своей обыденности вынуждена подвергнуться, но без возможности обоснования, с этой другой теорией, которая демонстрирует нам стоимость, обычно состоящую из заработной платы, и которая фатально приводит, как мы покажем, к равенству в обществе чистого продукта и валового продукта?
Социалисты не виноваты в случившемся. Отталкиваясь от правила, по которому труд является источником всякого дохода, они принялись требовать от держателей капитала отчета по доходам и бонусам от аренды; и поскольку экономисты одержали первую победу, обобщив в едином порыве аренду и ростовщичество, социалисты взяли реванш, уничтожив, в еще более общем правиле труда, господствующее положение капитала. Собственность была разрушена снизу доверху; экономистам оставалось только молчать; но в бессилии остановиться на этом новом склоне, социализм скатился до края коммунистической утопии, и из-за отсутствия практического решения общество оказалось приведено к невозможности ни обосновать свою традицию, ни подвергнуться испытаниям, малейшая ошибка которых спровоцирует его деградацию в течение нескольких тысяч лет.
Что предписывает наука в подобной ситуации?
Разумеется, не задерживаться в необоснованной, неуловимой, неразрешимой среде; но обобщить и открыть третье правило, факт, или высший закон, который объясняет фикцию капитала и миф о собственности и примиряет его с теорией, приписывающей труду происхождение всякого богатства. — Вот что должен был бы предпринять социализм, если бы он хотел действовать логически. Действительно, теория реальной производительности труда и такой же фиктивной производительности капитала являются, и та, и другая, по существу экономическими; социализму стоило только указать на противоречие, не отвергая ничего из своего опыта или диалектики; ибо он, кажется, так же беспомощен в этом, как и тот, другой. Однако в ходе надлежащего судопроизводства сторона, признающая право собственности за одной из сторон, должна признавать его за всеми; не допускается разделение частей и свидетельских показаний. Имел ли право социализм понижать авторитет политической экономии относительно ростовщичества, когда он опирался на этот же авторитет относительно расчленения стоимости? Нет, конечно. Все, чего социализм мог требовать в таких случаях, это или чтобы политическая экономия была вынуждена согласиться с его теориями, или чтобы он сам озаботился этой щекотливой миссией.
«Как проповедовал святой Иоанн Креститель в пустыне: Покайтесь, социалисты будут повсюду возглашать эту старую, как мир, новость: Организуйте работу; не имея возможности сказать, какой должна быть, по их словам, эта организация».
П.-Ж. Прудон, «Философия нищеты»
Чем больше мы углубляемся в эти торжественные прения, тем больше кажется, что весь процесс исходит от того, что одна из сторон — слепая, другая — хромая.
Принцип нашего публичного права заключается в том, что никто не может быть лишен своей собственности, кроме как по соображениям общественной пользы и за справедливую и предварительную компенсацию.
Это принцип в высшей степени экономический, поскольку, с одной стороны, он предполагает исключительное достояние гражданина, которое он экспроприирует, и присоединение которого, согласно демократическому духу общественного договора, предрешено. С другой стороны, компенсация, или цена экспроприированной недвижимости, регулируется не внутренней стоимостью объекта, а общим законом торговли, который