является спросом и предложением, одним словом, мнением. Экспроприация, совершенная от имени общества, может быть приравнена к приемлемой сделке, заключенной каждым по отношению ко всем, в ходе которой не только цена вещи должна быть оплачена, но и приемлемость (самой сделки); и именно так, по сути, оценивается компенсация. Если бы римские правоведы ухватились за эту аналогию, они, вероятно, меньше сомневались бы в экспроприации по соображениям общественной пользы.

Такова, следовательно, мера взыскания общественного права экспроприировать, — компенсация.

Однако на практике принцип компенсации применяется не во всех случаях, когда он должен быть применен; это даже и невозможно. Закон, создавший железные дороги, предусматривал компенсацию за землю, по которой прокладывали рельсы; но он ничего не предусматривал для множества отраслей, которые ранее питали гужевой транспорт, и потери которых намного превышают стоимость земли, возвращенной ее владельцам. Точно так же, когда речь шла о компенсации производителям свекольного сахара, никому не приходило в голову, что государство должно было бы компенсировать потери еще и тому множеству рабочих и служащих, которые обеспечивают работу свекольной промышленности и которые, возможно, окажутся обездоленными. В то же время, согласно концепции капитала и теории производства, как землевладелец, у которого железная дорога отнимает его средство производства, имеет право на компенсацию, так и промышленник, капитал которого та же железная дорога делает бесплодным, также имеет право на компенсацию. Почему же мы не применяем компенсацию в этом случае? Увы! Потому что это невозможно. При такой системе правосудия и беспристрастности общество чаще всего оказывалось бы в бездействии и возвращалось бы к неподвижности римского права. Должны быть жертвы… Принцип компенсации, следовательно, утрачивается; происходит неизбежное банкротство государства по отношению к одному или нескольким классам граждан.

Принцип нашего публичного права заключается в том, что никто не может быть лишен своей собственности, кроме как по соображениям общественной пользы и за справедливую и предварительную компенсацию

По этому поводу выступают социалисты; они упрекают политическую экономию в том, что она только и умеет, что жертвовать интересами масс и создавать привилегии; — затем, указывая в законе об экспроприации на рудимент аграрного закона, они делают вывод — внезапно о всеобщей экспроприации, то есть о совместном производстве и потреблении.

Но тут социализм сползает от критики в утопию, и его бессилие снова вспыхивает в его противопоставлениях. Если принцип экспроприации по соображениям общественной пользы, выработанный во всех его последствиях, ведет к полной реорганизации общества, то прежде чем приступить к работе, необходимо определить эту новую организацию; однако социализм, повторяю, как наука располагает лишь обрывками физиологии и политической экономии. — Тогда надо, в соответствии с принципом компенсации, в случае невозмещения по крайней мере гарантировать гражданам стоимость произведенного ими; надо, одним словом, застраховать их от перемен. Так вот, помимо общественного блага, которому требуется управление, откуда социализм собирается получить обеспечение этого самого блага?

Невозможно, по здравой и искренней логике, вырваться из этого замкнутого круга. Поэтому коммунисты, более откровенные в своих оборотах, нежели некоторые другие приверженцы волнительных и миролюбивых идей, решают проблему и обещают, как только они возьмут власть, экспроприировать всех и никому ничего не компенсировать и не гарантировать. По сути это не было бы ни несправедливым, ни нечестным; к несчастью, горение не является ответом, как говорил Робеспьеру ироничный Демулен; и мы всегда отталкиваемся в подобных спорах от огня и гильотины. Здесь, как и везде, существуют два одинаково священных права, право гражданина и право государства; достаточно сказать, что существует формула примирения, превосходящая социалистические утопии и усеченные теории политической экономии, и что ее предстоит открыть. Что делают в этом случае выступающие стороны? Ничего. Скорее похоже, что они задают вопросы только для того, чтобы иметь повод для оскорблений. О чем я говорю? Вопросы не только не понятны им; и пока общественность обсуждает возвышенные проблемы общества и человеческой судьбы, антрепренеры общественной науки, ортодоксы и раскольники, не соглашаются в принципах. Вопрос, который спровоцировал эти изыскания и который его авторы, конечно, слышат не больше, чем его недоброжелатели, — это соотношение прибыли и заработной платы.

Что?! экономисты, Академия выставила на обсуждение вопрос, в терминах которого она сама не разбирается! Тогда как могла прийти ей в голову такая мысль?…

Ну, хорошо! да, то, что я продвигаюсь вперед, — невероятно, феноменально; но это так. Как богословы, которые отвечают на вопросы метафизики лишь мифами и аллегориями, которые лишь всегда воспроизводят вопросы, но никогда не решают их; экономисты отвечают на вопросы, которые они задают, только рассказывая, как именно они были поставлены: если бы они думали, что можно пойти дальше, они перестали бы быть экономистами.

Что такое, к примеру, прибыль? это то, что остается предпринимателю после того, как он оплатит все свои расходы. Однако расходы состоят из рабочих дней и потребляемых ценностей или, в конечном счете, заработной платы. Так какова же зарплата рабочего? Минимальная из всех, которые ему можно дать, то есть не известно, какова. Какой должна быть цена товара, выставляемого на рынок предпринимателем? Самой большой из всех, какую он может установить, то есть не известно, какой. В политической экономии также высказывается мнение о том, что товар и рабочий день могут облагаться налогом, поскольку они могут быть оценены; и это объясняется тем, что, по мнению экономистов, оценка является по существу произвольной операцией, которая никогда не может прийти к определенному и точному заключению. Как же тогда найти соотношение двух неизвестных, которые, согласно политической экономии, никак нельзя вычислить? Таким образом, политическая экономия порождает неразрешимые проблемы; и тем не менее мы скоро увидим, что она неизбежно ставит их, а наш век их решает. Вот почему я сказал, что Академия гуманитарных наук, выставляя на обсуждение соотношение прибыли и заработной платы, делала это бессознательно, пророчески.

Но, скажут, не правда ли, что если труд будет сильно востребован, а рабочих будет не хватать, то зарплата сможет подняться, в то время как прибыль, с другой стороны, упадет? если, что подтверждает плотность конкуренции, наступит перепроизводство, возникнет беспорядок и убыточная торговля и, следовательно, отсутствие прибыли для предпринимателя и угроза безработицы? что тогда рабочий предложит свой труд со скидкой? что если машина изобретена, то сначала она погасит пожары своих соперников; а потом, когда будет установлена монополия, а рабочий будет поставлен в зависимость от предпринимателя, прибыль и зарплата будут формироваться (происходить) одно из другого? Неужели все эти и другие причины не могут быть изучены, оценены, сопоставлены и т. д.

О! монографии, рассказы: мы пресыщены ими, начиная с Ад. Смита и Ж.-Б. Сея; и нет большой разницы