– Хвала Аллаху! Шехзаде, не отпускайте от себя Мурада, ему могут вскружить голову недостойные люди.

В глазах снова полыхнуло зеленое пламя удивления и насмешки:

– Ты кого недостойным называешь, уж не Повелителя ли?

Она могла и сама насмешничать, но сейчас не время.

– Спаси Аллах! Что вы такое говорите?! Но Повелитель уже немолод, вокруг него столько вьется разных людей… Мурад юн и неопытен.

Селим насторожился:

– Хочешь с ним в Стамбул?

И снова Нурбану раскрывала глаза:

– Упаси Аллах! Пусть он будет с нами.

Странный разговор, пустой и напряженный. К чему?

Нурбану нужно было просто убедиться, что Мурад остается при них, а Селим подтвердил, что ее положение незыблемо. А упрочив свое положение, можно взяться и за положение Селима.

Сам Селим это прекрасно понимал, он хорошо помнил, что именно Нурбану сделала все, чтобы султан помог ему войсками против Баязида. Что теперь?

Муэдзины прокричали призыв к первой молитве, но в кухне дворца давно кипела работа. Повелитель встает рано и ест мало, но должно быть готово все, что бы вдруг ни пожелал падишах. На этой кухне готовили еду только Сулейману, для остальных существовали другие. Пока была жива Хуррем Хасеки Султан, для нее и ее придворных дам ежедневно горели очаги в большой кухне ближе к гарему, существовала еще та, что за воротами во втором дворе, там варят и жарят, пекут и режут для пашей Дивана. Каждое заседание их прерывается обедом, чтобы не отлучались.

Но эта кухня султанская. Повелитель и раньше не стремился к многолюдству на своих трапезах, изредка приглашая за стол кого-то из приближенных или родственников, что часто бывало одно и то же. Когда-то частенько с султаном обедал или ужинал его друг-советчик Ибрагим-паша, после одного ужина и был казнен. После смерти Хуррем Хасеки Султан чаще других бывал Дамат Рустем-паша, сын любимой дочери падишаха Михримах Султан.

Как умер Рустем-паша, его преемника Семиза Али-пашу на трапезу не зовут, Повелитель ест один. Для таких ограничений немало причин, но горе тому, кто решит не только сказать – подумать об этих причинах. Для всех султан здоров и бодр.

– Нет-нет, Аббас, это невозможно! – отрицательно мотал головой повар в ответ на просьбу своего помощника попробовать новый рецепт. – Не сегодня, это нужно делать, когда нет необходимости подавать блюдо Повелителю. Попробовать самим, несколько раз приготовить, чтобы убедиться, что все получается, как надо, и только потом подавать султану.

В султанской кухне каждый повар специализировался на приготовлении своего блюда, тот, кто хорошо готовил махмудийе (курочку в меду), понятия не имел о тонкостях приготовления шербетов, а кондитер не знал особенностей приготовления салмы… Для всего были свои люди, зато они уж знали все секреты, у такого не подгорит и не скиснет, не сбежит и не пересохнет, салма так салма, пахлава, халва, чорбасы (супчик), локма… все лучшего качества. И «имам баялды» («имам упал в обморок») получится таков, что и впрямь язык проглотишь или упадешь. На то и султанская кухня, чтобы быть в Османской империи лучшей.

Аббас зря уговаривал повара, отвечавшего за приготовление пахлавы, заменить сироп из лимонного сока, сахара и воды на такой же, но приготовленный на основе малины. Вот еще! Малина и орехи могут не сочетаться, и пахлава получится невкусной. Для Аббаса это просто проба сил (он горазд на выдумки, вчера приставал с идеей заменить сироп на разбавленный мед), а для Васима – дело жизни и смерти. Если не угодит, в лучшем случае выгонят, в худшем часниджир-баши (главный дегустатор блюд) решит, что хотел Повелителя отравить, тогда и вовсе казнят без раздумий. Васим так и сказал надоедливому помощнику:

– Вот будешь главным кондитером по пахлаве, хоть из горчицы сироп делай, а пока не смей ничего менять, и разговоры такие не веди, не то выгоню.

Разве мог он знать, что уже на следующий день именно Аббас будет готовить пахлаву для Повелителя, потому что сам Васим окончит свои дни, всего лишь попробовав то, что осталось нетронутым на тарелке, принесенной из покоев Повелителя.

В кухне оцепенение. Часниджир-баши сидел бледный, как смерть, с трясущимися руками, губами и всем, что вообще могло трястись. Такого в Топкапы не бывало, ни разу за все время пища Повелителя не была отравленной. Травили наложниц, однажды пытались расправиться даже с валиде, не раз это делали в отношении ненавистной всем Хуррем Султан, но чтоб Повелителя!..

Когда-то было – женщина, выдававшая себя за сбежавшую сестру шаха Тахмаспа, пыталась подсыпать яд в шербет султана, но Хуррем, невесть как учуявшая это (ведьма же!), буквально выбила чашу из рук отравительницы.

Но это уже после кухни, яд был всыпан прямо в покоях султана.

В этот раз все иначе.

Словно что-то предчувствуя, Повелитель распорядился выкладывать одно и то же блюдо на несколько одинаковых тарелок, чтобы никто не знал, с какой будет есть султан. Саму еду привычно пробовал часниджир-баши, но чтобы отраву не поместили на тарелку, их действительно стали подавать несколько.

Вот и в этот раз тарелок с салмой было шесть. Часниджир-баши попробовал салму, остался доволен, ее разложили по тарелкам и отнесли к Повелителю. Султан поужинал, в том числе отведав и салмы, а когда остатки и посуду принесли на кухню, страстный любитель салмы Васим ухватил кусочек с другой тарелки и…

Одно радовало – смерть была мгновенной, не мучился.

Мгновенно перетряхнули всех часниджиров, раскладывавших еду и подносивших тарелки к султанским покоям, но добиться ничего не сумели, потому что один из слуг вдруг схватил такой же кусочек и последовал за Васимом. Видно, не желал терпеть предстоящие пытки. Остальных все равно пытали, потому что преступник мог быть не один.

И теперь часниджир-баши мучился вопросом: как сообщить султану о произошедшем? Сообщил Ахмед-бей, кому, как не ему – главе разведки и безопасности, – расследовать это дело?

Виновный был известен, а вот кто его прислал, так и не узнали. Это плохо, потому что, как ни усиливай меры безопасности, отравить еду легче всего.

Повелитель запретил упоминать об этом вслух, но от Ахмед-бея потребовал тщательного расследования, не бывает преступлений без следов, с кем-то должен быть связан убийца, кто-то его привел на кухню, кто-то дал столь сильный яд.

– Все будет исполнено, мой султан.

– Ахмед-бей, враг очень силен и хитер, все знает о том, как организована работа кухни. Это может быть только свой.

Благодаря быстро принятым мерам слух о том, что Повелителя хотели отравить, ни по Топкапы, ни по Стамбулу не разнесся. Сулейман вовсе не желал, чтобы знали о такой попытке. Часниджира-баши назначили нового, не потому что прежнему больше не доверяли, просто он был не в состоянии что-либо делать, лежал пластом и только охал.

Сулейман, услышав о попытке отравления, замер, словно окаменел.