Сон закончился так же внезапно, как и начался, но Рада еще долго лежала с закрытыми глазами. «Просто белый лист. Я просто белый лист, – думала она. – Лишь время оставило на мне свои бессмысленные отпечатки. Пусть люди сами выбирают, кого хотят видеть во мне».

Рада заставила себя подняться. Теперь одеться. «Нет, все не то. Все эти платья. Весь этот внешний вид…» Рада смотрела на свое отражение, и женщина напротив совершенно не нравилась ей. Она больше не могла сохранять этот образ, поддерживать. Он умер, остался на Мертвом Холме за решеткой Моравского кладбища. Теперь ей нужно что-то новое. Что-то нейтральное. Что-то между жизнью и смертью. Сменить прическу, сменить гардероб, сменить духи.

Рада потратила на это перевоплощение почти три дня. Она забыла о голоде Клодиу, и когда пришла к нему, ждала удивления, а не страданий. Когда она постучала в его дверь, никто не подошел, и ей пришлось открыть своим ключом. Клодиу сидел у окна. Бледный, обессиленный.

– Ты принесла кровь? – спросил он, не открывая глаз, словно лишь его тело находилось здесь, а разум был где-то далеко-далеко. Хотя, возможно, так было всегда. Он всегда находился где-то далеко. В прошлом и в будущем. Этот пленник вечности. – Моя кровь у тебя? – снова тихо спросил Клодиу.

– Я забыла о твоем голоде, – призналась Рада. Клодиу улыбнулся. Устало, безжизненно. Тени в углах комнаты вздрогнули, насторожились. – Но я найду тебе кровь, – пообещала Рада. – Сегодня. И завтра. Пока ты не насытишься. Пока не победишь свой голод.

Она ушла, так и не решив, понял ее Клодиу или нет. На поиски жертвы потребовалась почти вся ночь. Толстый мужчина лет сорока, с одышкой, принял ее не то за шлюху, не то за одинокую женщину, которая сидит в баре одна, отчаянно нуждаясь в крепком плече. Его кровь помогла Клодиу успокоиться. Успокоились и тени, но крови нужно было больше.

– Почему ты не можешь пить мою кровь? – спросила неделю спустя Рада своего пресытившегося хозяина. – Я могла бы отдать тебе всю себя до последней капли. Тогда бы эта жизнь закончилась. Мне не жалко. Я все равно уже мертва. – Она смотрела Клодиу в глаза, ожидая ответа, но ответа не было. Оставалось уйти, отвлечься, не встречаться, ограничиваясь короткими и редкими телефонными звонками, чтобы знать, когда вернется голод Клодиу, и придется снова отправляться на улицы и забирать чьи-то жизни.

Раз в месяц, иногда два, Рада приходила в бар Боаза Магидмана и покупала себе на ночь мужчину. Она не знала, зачем это делает, потому что удовлетворения от близости все равно не получала. Эти походы в бар Магидмана и покупка мужчин превратились скорее в ненужный ритуал, чем были необходимостью. Ждать определенного дня, приходить в бар, выбирать, вглядываясь каждому мужчине в глаза, словно желая найти кого-то особенного. Затем разговоры, вино, флирт. Все вроде как обычно. Вокруг полумрак. Чернокожий пианист с глубоким голосом. Мужчины слуги. Женщины слуги. И просто люди. Все смешаны в этом коктейле Боаза Магидмана, в этом железобетонном шейкере.

Старый слуга по имени Торелло пьет кровь молодой девушки. У нее короткие, выкрашенные в ярко-рыжий цвет волосы. Одежда легкая, воздушная, под которой видно обнаженное бледное тело. Торелло так стар, что его лицо меняется, как это происходит с древними, когда они собираются пустить кому-то кровь. Не так очевидно, но появляются острые, словно иглы, зубы, которыми можно легко прокусить податливую плоть. Рыжеволосая девушка дрожит. Торелло никуда не спешит. Он смакует свою жертву, словно это бокал с хорошим вином. Смакует всю ночь, покидая бар на ее излете, чтобы избежать солнечных лучей, которые жалят его плоть, жгут, убивают. Он может читать мысли других, может внушать людям ложные воспоминания. Но в глазах его усталость, пустота, распад, гниение. И так повсюду. Даже у тех, кто более молод.

Рада никогда не видела, чтобы Торелло покупал себе женщину для секса. Только кровь, молодость и рыжие волосы. Хотя его друг Киан, который приезжает в бар откуда-то из Пенсильвании, приобретает обычно целый комплект. Боаз Магидман достает для него бургундские вина с выдержкой от пяти до десяти лет, опиумную настойку и пару девушек с длинными, прямыми шелковистыми волосами. Девушки должны быть обязательно похожи.

Киан начинает игры с того, что смачивает свои губы опиумной настойкой. Ему нравится, когда девушки слизывают наркотик с его губ. Сначала одна, потом другая. Киан никуда не спешит. Он выбирает, распределяет обязанности, изучает глаза каждой из девушек, сравнивает искусство поцелуев, ждет, когда наркотики начнут действовать на девушек. В руке Киан держит бокал с вином. Он отдыхает. Он расслабляется. Он готовится к трапезе и ночи любви. Потому что в конце, когда выбор сделан, он отправляет одну из девушек под стол, продолжая время от времени смачивать каплями лауданума свои гениталии, а другой девушке прокусывает шею. И снова время замирает. В воздухе летают запахи вина, железа, мускуса. В глазах девушек блестит дурман. Они всегда одеты. Киану не нравятся их тела – только их волосы. Поэтому они должны быть идеальны. Рада знает, что иногда Боаз Магидман тратит долгие недели на поиски нужного товара. Но цена оправдывает все старания.

Слуги тратят деньги древних. Слуги сами давно уже богаты до безумия. Но им не нужно это. Они знают, что все они уже давно мертвы. Мертвы для этого мира, поэтому остается лишь служить и забываться в баре Магидмана или подобных ему. Некоторые слуги предпочитают просто смотреть. Они покупают пару. Зачастую это мужчина и женщина, хотя изредка пара выбирается однополая. Поцелуи и ласки длятся всю ночь. Слуги пьют ром или вино, употребляют легкие наркотики, хотя кровь древних не позволяет им пьянеть. Остается лишь наблюдать.

В отдельном зале Боаз Магидман установил обитый толстым войлоком подиум, на котором устраивает шоу любви. Мужчины и женщины отдаются друг другу с театральным пафосом. На подобные постановки тратятся долгие часы. Рада ненавидит эти постановки. Они напоминают ей молодую пару, за которой она наблюдала на Пьерпонт-стрит, и о том, как она пыталась выпить кровь блондина. В эти моменты ее желудок снова начинает сжиматься. Нет, подиум и шоу любви не для нее. Она избегает этот зал, стараясь держаться там, где полумрак. Не нравятся ей и однополые пары.

Слуга по имени Либена, с которой Рада пыталась подружиться, оттолкнула ее тем, что предпочитает себе в партнеры девушек. Желательно чернокожих. Она прокусывает им шею, ждет, когда ручейки крови побегут по телу, и только потом начинает слизывать ее. Ей нравится женский живот. Рада вспоминает Мэйтал, вспоминает ее одержимость всеми, кто был похож на Пола Маккартни. «Лучше уж так, чем слизывать кровь с женского живота», – думает она, стараясь держаться подальше от Либены.

Ей не нравится показывать себя другим. Не нравится наблюдать за другими. Она выбирает себе мужчину и уходит в альков. На столе в стеклянной колбе горит свеча. Рада выбирает место так, чтобы можно было видеть сцену и чернокожего пианиста, слышать его голос, его музыку.

Она заказывает болгарское вино и абсент с самым высоким содержанием туйона. Вино напоминает о прошлом, абсент олицетворяет будущее. Купленный мужчина что-то говорит. Рада улыбается. Альковная тайна продлится до утра. Здесь, в закрытом баре, стены которого разрисованы абстракционистами, светильники алькова выполнены в виде жуков lytta vesicatoria, а кровь партнера бурлит от кантаридина или других подобных веществ. Он будет любить купившую его женщину до утра. Снова и снова. Обессиленный, лоснящийся от пота, но с горящими желанием глазами.