– Если ты издашь хотя бы звук, я тебя убью, – процедил он сквозь зубы.

В первые мгновения миссис д, Обинь парализовал ужас, ибо, как и большинство задир, мужчин или женщин, она была труслива, однако звук его голоса вывел ее из оцепенения. С ее губ сорвалась первая нота пронзительного визга, но уже в следующий миг Квест прыгнул на нее и, приставив острый нож ей к горлу, уколол ее.

– Молчи, – прошипел он, – или я тебя убью.

Она тотчас умолкла и застыла на месте, лишь лицо ее подрагивало, а глаза горели ужасом.

– А теперь послушай, – продолжил Квест все тем же хриплым голосом. – Ты, дьявол во плоти, ты только что спросила меня, каким образом я надеялся заткнуть тебе рот? Я скажу тебе, каким: я могу заткнуть тебе рот, по самую рукоятку вогнав нож тебе в горло. – И он вновь уколол ее острием ножа. – Это означало бы убийство, – продолжил он, – но мне наплевать. Ты и тебе подобные не сделали мою жизнь настолько приятной, чтобы мне за нее цепляться. А теперь послушай. Я дам тебе двести пятьдесят фунтов, которые я принес, и ты будешь получать двести пятьдесят в год. Но если ты когда-нибудь вновь попытаешься вымогать больше, или же посмеешь навредить мне, распространяя обо мне грязные слухи, или посредством судебного преследования, или же иным образом, клянусь Всевышним, я убью тебя. Возможно, потом мне придется убить себя… но мне все равно, если я убью тебя первой. Ты меня поняла? Тигрица, как ты себя называешь. Если я буду вынужден выследить тебя, как это делают, охотясь на тигров, я приду и убью тебя. Ты довела меня до этого, и, клянусь небесами, я это сделаю! А теперь скажи мне, что ты меня поняла, иначе я могу передумать и сделаю это прямо сейчас. – И он вновь уколол ее ножом.

Она скатилась с дивана на пол и осталась лежать там, корчась от ужаса. В тени стола ее длинное гибкое тело в желтом платье с черной отделкой было больше похоже на тело тигрицы, у которой она позаимствовала свое прозвище, чем на тело человека.

– Пощади меня, – прохрипела она, – пощади меня, я не хочу умирать. Клянусь, я никогда больше не стану приставать к тебе.

– Мне не нужно твоих клятв, женщина, – сурово ответил Квест, склонившись над ней с ножом. – Ты привыкла лгать еще с юности, и останешься лгуньей до самого конца. Тебе понятно, что я сказал?

– Да, да, я понимаю. И убери этот нож, я не могу его видеть! Меня тошнит.

– Хорошо, тогда вставай.

Она попыталась подняться, но колени ее подкосились, и она села на пол.

– А теперь, – сказал мистер Квест, возвращая нож на каминную доску, – вот твои деньги. – И он швырнул ей на колени сумку с банкнотами и золотыми монетами, в которую она тотчас жадно и почти автоматически вцепилась. – Двести пятьдесят фунтов будут выплачиваться первого января каждого года, и ни фартингом больше. Даже не надейся. Помни, что я сказал тебе: попробуй только навредить мне словом или делом – и ты мертва. Я запрещаю тебе даже писать мне. А теперь можешь катиться к дьяволу. – И, не сказав больше ни единого слова, он взял шляпу и зонтик, подошел к двери, отпер ее и вышел, оставив Тигрицу сидеть на полу, скорчившись.

– Если ты издашь хотя бы звук, я тебя убью

Так она просидела еще около получаса с мешком денег в руке. Затем дрожа всем телом и с перекошенным от ярости лицом, кое-как поднялась на ноги.

– Тьфу, – сказала она, – я слаба, как кошка. Я думала, он меня пришьет в этот раз, и он точно бы это сделал, это раз плюнуть. Он нашел мое слабое место. Я не хочу умирать. Что угодно, только не это. Лучше потерять деньги, чем сыграть в ящик. К тому же, если я настучу на него, его упекут в тюряжку. И тогда плакали мои денежки, я не смогу стрясти с него ни фартинга, а когда он выйдет… он рассчитается со мной. – И она, потеряв самообладание, потрясла в воздухе кулаком и разразилась потоком таких вульгарных ругательств, какие мы не станем здесь повторять.

Мистер Квест был человеком разумным. Наконец-то он понял, что существует лишь один способ усмирить дикого зверя – всегда держать его в страхе.

Время шло. Мистер Квест вернулся в Бойсингем дней десять назад. В таком жизнерадостном настроении Белль (мы больше не можем называть ее его женой) не видела его уже давно. И верно, ему казалось, будто он сбросил с себя десяток лет. Он принял великое и ужасное решение и, действуя в соответствии с ним, добился успеха и теперь знал: его злой гений, Тигрица, настолько напугана, что еще долгое время он может не опасаться ее преследований. Но с Белль его отношения оставались такими же натянутыми, как и раньше.

Теперь, когда читатель посвящен в секрет мистера Квеста, это, возможно, поможет ему понять очевидную странность его поведения в отношении его жены и Эдварда Косси. Да, Белль не знала всей степени вины своего мужа. Она не знала, что он ей не муж, зато она хорошо знала другое: что почти все ее небольшое состояние перешло к другой женщине, а женщина эта – невоспитанное, пошлое создание, что явствовало из одного из писем Эдит, случайно попавших ей в руки. Поэтому, даже попытайся он разоблачить ее амурные дела или хотя бы контролировать ее действия, она имела в руках эффективное оружие защиты, которым она могла бы нанести и нанесла бы ответный удар.

Такое положение вещей по необходимости вынуждало каждую сторону сохранять по отношению к другой вооруженный нейтралитет, пока каждая ожидала подходящую возможность заявить о свих правах. Нельзя сказать, что их цели были совершенно одинаковыми. Белль лишь хотела быть свободной от мужа, которого она никогда не любила, а теперь и вообще ненавидела той странной ненавистью, которую женщины иногда испытывают по отношению к тем, с кем они связаны узами законного брака, когда им случается в силу своей порочности или просто на свою беду влюбиться в кого-то еще. У него же, напротив, имелось желание отомстить ей, каковое даже более слабохарактерные мужчины порой испытывают по отношению к той, кто, сама являясь объектом его сильных чувств, ежедневно и ежечасно отталкивает его и платит за его любовь презрением и неверностью.

Он же всем сердцем любил ее. Во всей его горькой, одинокой жизни она была единственной, к кому тянулось его сердце. Правда, он силой вынудил ее выйти за него замуж, или, что примерно одно и то же, позволил это сделать ее вечно пьяному старому отцу. Но Квест любил ее и продолжать любить, а она насмехалась над ним, а перед лицом нелицеприятной правды о деньгах, ее деньгах, которые он заплатил другой женщине, правды, которую он был не в состоянии объяснить, разве что честно покаяться, что стало бы его гибелью, как и чем он мог ее в этом убедить, даже будь она готова его выслушать? Но ему было до обидного горько, что эту, единственную радость его жизни, у него отняли. Он потому с таким рвением бросился в погоню за богатством и положением, что отчасти имел законное право стремиться к этим вещам, а отчасти – чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, но, увы, тщетно.