— Вот хорошо тебе, Сашка, столько ешь, а фигурка — прямо супер, — вздыхает Света, разглядывая мое умиротворенное лицо, — а я из зала не вылажу… Как так?

Ох, сказала бы я ей, как так! Но не буду.

Мычу что-то невразумительное, перевожу разговор. Ни к чему золотой девочке знать, почему я не толстею.

После перекуса, мы еще что-то выбираем, смеемся.

Я понимаю, что мне не показалось в прошлый раз.

Со Светой реально легко и не напряжно. И она — не золотая девочка, а просто веселая ровесница, одинокая и стремящаяся к общению.

Мы даже про парней говорим. Правда, я не рассказываю про недавнюю бурную личную жизнь, а Света… А Света смеется, что вообще еще ничего этого не пробовала.

Хотя, контроля особого нет, но все же как-то так получалось, что все ее парни не переходили черту. А те, кто хотели… Она сама не хотела.

Мне странно, что девчонка в двадцать лет все еще ни с кем не спала, но тут же напоминаю себе, что, может, это я, наоборот, неправильно себя вела. А на самом деле, так и надо.

Не с первым, кто приголубил и пообещал любить.

А как-то по-другому.

Но я не знаю, как. Примеров не было.

— А этот… Бармен?

Осторожно спрашиваю.

И отслеживаю реакцию.

— А что бармен?

И глазками — хлоп. Типа невинно. Но нет уж! Видно, что тема волнует!

— Нууу… Он понравился?

— Ой, ну ты скажешь! Вообще дурак какой-то!

Смеется, отводит взгляд.

— Ну не знаю. Дрался он здорово. И потом, говорят, тебя на руках носил. И никому не отдавал…

— Кто говорит?

— Ну… Просто… И сама видела…

Длинный, дурной язык у тебя, Сашка!

Но Света не замечает заминки. Краснеет нежно, щеками и шеей, как умеют только рыжие, кусает губы…

— Правда?

— Да!

И дальше мы обсуждаем Макса, его нахальный поцелуй, который «ну совсем не понравился», и то, что у него «вульгарные татухи, смотреть не на что».

В комнату я добираюсь уже за полночь.

Не смотрю на телефон, довольная и обожравшаяся, заваливаюсь спать.

И не реагирую на стук в дверь среди ночи.

— Здравст… вуйте, Виктор… Евгеньевич… — растерянно булькаю я, когда утром в столовой обнаруживаю сына хозяина дома.

В хмуром одиночестве.

Очень хмуром.

— Доброе утро, — тихо говорит он, бросает взгляд на дверь, проверяя, наверно, не на подходе ли грымза, и приказывает, — сюда иди.

— Зач… ой…

Вот всегда ты, Сашка, при нем овцой блеять будешь, интересно? Или как-то уже, может, расслабишься?

У вас уже все было. Много раз. Ничего он тебе, кроме того, что уже сделал, не сделает. Надеюсь…

Чего пугаться-то?

Выдыхаю, утешаю себя тем, что все хорошо, и это просто мое первое имя неожиданно заиграло новыми красками, и топаю к подполу.

Он, кстати, чего-то весь взлохмаченный, небритый и не особо выспавшийся.

Ой-ё… Надеюсь, все нормально на работе у него? А с Людой и Максом тоже все хорошо? Мне совсем не хочется, чтоб им привинтили какое-нибудь дело. В конце концов, подпол должен же хоть крупицы совести иметь?

Макс спас его сестру так-то.

Задумавшись про печальную судьбу брата и сестры, я как-то упускаю момент… И подхожу слишком близко.

А через секунду, ойкнув, падаю прямо на грудь Вика, упираюсь ладонями ему в плечи. И замираю. Глаза его, синие-синие, становятся темнее. И зрачки расширяются.

Ё-моё! Гипнотизер, не иначе! Потому что двинуться не могу. Смотрю и смотрю.

— Ты… Какого хрена не берешь трубку? — цедит он сквозь зубы, оглядывая мое красное лицо жадно и внимательно, — где была ночью? М?

— Спа-ла… — выдыхаю испуганно, боясь пошевелиться в его лапах.

Черт! Он меня сейчас на колени затащит! На глазах у всего дома! И плевать, что в доме только грымза и Света! И та, и другая могут зайти! А тут — такое!

Я пытаюсь найти в себе возмущение. Но нифига. Нахожу только дрожь возбуждения.

Развратная, ужасно развратная Сашка!!!

— А дверь почему закрыла? — он прижимает меня сильнее, неожиданно утыкаясь носом прямо в шею, дышит тяжело…

— Я … просто… уснула… и… — бормочу растерянно, не зная, как реагировать, что предпринять. Остановить? Разрешить продолжать? Можно подумать, он мой отказ воспримет… — мы со Светой немного поси… Ай!

Айкаю я по делу. Не просто так. Попробуй тут сдержись, когда тебя за шею прикусывают! Сильно. Со значением. По-звериному прям! Не больно, но очень, вот очень заводяще!

— Попробуй только соврать, — он неожиданно отрывается от моего горла, с влажным чмоканьем… Вампирюга! Смотрит на меня уже не просто темно, а страшно. Сожрет же сейчас! Ай! А меня продирает дрожь опять. Возбуждение с ужасом. И непонятно, чего больше! — Я проверю, поняла?

— По-по… Но по какому праву?

Ой… Это я, что ли, пискнула сейчас? Да? Я?

Я, в прострации и ужасе от своей неадекватной реакции, заторможенно пялюсь в злые, моментально ставшие холодными глаза, в каменное красивое лицо.

Что я наделала-то? Самоубийца… Он меня сейчас прямо тут прибьет…

Права какие-то…

После всего произошедшего Сашка вспомнила про права. Тема для анекдота…

— По праву твоего начальника, поняла? Ты всегда должна быть на связи. И твое поведение вчерашнее недопустимо.

Я хмурюсь. Не нравится мне такая постановка вопроса. И сам подпол перестал мне нравиться.

Ишь ты, красавчик! Дверь перед ним закрыли! Обидели его!

— Вы мне — не начальник, Виктор Евгеньевич, — цежу я сквозь зубы, внутренне обмирая от ужаса. Потому что тон копируется полностью. Подполковничий. — Начальник у меня — ваш отец. И вчера у меня был выходной. А по ночам я вообще не работаю!

Я дергаюсь, чтоб вырваться из его лап, но куда там! Держит, хозяин проклятый, даже не шелохнется!

Усмехается мне в лицо, нахально и хищно.

— Ошибаешься. Я тебя провел по документам своим сотрудником, негласным. Так что ты у меня в подчинении. И обязана быть на связи и в доступе круглосуточно.

— Это еще чего такое? — изумляюсь я, чувствуя, как ноги начинают дрожать. Реально, что ли, по своей конторе меня провел? Это как мне теперь жить? Я же на дизайнерский… Ах, он гад! — Я не видела инструкции и этого… Трудового, вот!