— Конечно. Но… Давай потом поговорим? Есть хочешь?

От таких предложений я никогда не отказываюсь.

— Давай, глянь, что на кухне есть в холодильнике. Все тащи сюда. Сейчас поедим, потом я тебя опять трахну.

— Прекрасный план, — кривлю губы я, но послушно встаю за едой. В конце концов, кто у нас тут женщина? Надо что-то приготовить. А, заодно, самой предварительно пару привлекательных кусочков перехватить.

А то, судя по спущенному сверху плану, силы мне понадобятся…

— Футболку мою накинь, — говорит Виктор, — а то ты так выглядишь, что я уже и есть перехотел…

Ой нет! Вот этого не надо! Поесть! Сначала поесть!

Торопливо подхватываю футболку, натягиваю, топаю к кухонной зоне.

Звонок моего старинного кнопочного телефона раздается неожиданно. Смотрю на сумочку, вздыхаю.

— Ну вот и грым, ой… Валентина…

Виктор откладывает сигарету, берет свой телефон, ищет номер экономки.

— Сейчас решим.

Мне вот вообще не хочется, чтоб он решал. Потому что грымза сто процентов подумает про то… Ну, правильно, в целом, подумает. Но все равно ужасно неприятно.

И в то же время понимаю, что остановить подполковника не смогу. Остается только надеяться, что он все правильно решит.

Я нахожу телефон в сумке. Смотрю на номер.

— Это не она…

— Хорошо живешь, говорят…

— Да. А вот ты, смотрю, не особо…

Ванька отворачивается, тоскливо сплевывает прямо на чистый пол торгового центра. Я смотрю. Внимательно. Запоминаю.

Вот они, Сашка, знаки судьбы. И повороты.

Не рой другому яму, называется.

Ванька выглядит откровенно плохо.

Грязная куртка, страшная вязаная шапка, кроссовки. Гопник из подворотни. Синяк на пол лица. И, похоже, парочки зубов нет, слишком губы жмет.

В сердце неожиданно жалость колет. Да так сильно и остро, что я замираю в удивлении. Это что такое еще?

Ты его жалеть будешь, дура? После того, что он сделал? Посте того, что он еще хочет сделать?

Не просто же так он тебя сюда позвал. Явно не соскучился.

Надо бы действовать так, как инструктировал подполковник.

Надо бы притвориться, что испугалась, отдать ему все, что требует. Можно поговорить еще. Недолго. Не зря же на мне маленький микрофончик, замаскированный под пуговку.

И не просто так через два столика сидят девчонки, веселятся, разговаривают. И посматривают на нас.

А еще парочка с другой стороны — целуются. И ни на кого не смотрят.

Хорошие сотрудники у подпола.

Если б сама их не видела на инструктаже в машине, не поверила бы. И это только те, кого заметить успеваю.

А сколько их еще?

Вик разговаривал со своим здоровенным другом, тем самым, что распоряжался тогда в лесу, когда нас со Светой спасали. И речь там шла прям об операции…

Я вообще не понимаю, зачем такие трудности. Можно же Ваньку просто… Ну… Поймать. Схватить. И всю информацию узнать.

Явно он не будет сопротивляться.

Не тот человек.

Но нет.

Подпол действует по каким-то своим резонам.

Утром, когда Ванькин звонок останавливает меня на половине пути к кухне, я наблюдаю редкое явление: превращение хищника расслабленного в хищника напряженного.

Стоит мне нажать на зеленую кнопку и услышать тихое:

— Санек, привет…

Как мой подпол тут же мягко перекатывается по кровати и знаками показывает включить на громкую.

Я отрицательно мотаю головой, потому что вообще не знаю, где у моего кнопочного эта функция, и тогда Вик просто подтаскивает меня себе на колени.

Кивает. Продолжай, мол. Нахальство — наше второе имя.

— Привет.

— Слышь… Нам бы поговорить…

— О чем еще?

— Есть общие темы…

— Нет. Уже нет, Вань.

Подпол кивает, правильно, мол, говоришь… Попутно зарывается носом в волосы, вдыхает бесшумно. Но все равно кожа мурашками покрывается.

— Есть, бля! Есть! Из-за тебя, сучки, меня… Бля!

Он срывается, орет, я слушаю. Подпол кивает и жамкает меня за задницу. Обстоятельно так. С намеком.

И это неожиданно успокаивает.

Потому что в голосе моего бывшего друга звучит даже не ярость. Не злость. Боль. И эта боль режет меня.

— Чего ты хочешь, Вань? Денег у меня нет. Совсем. Я только на работу устроилась.

Здоровенная лапа переползает на живот, выше, к груди… Да что с ним такое? Я же не просто так разговариваю! Сосредоточиться надо! А он… Словно сдержать себя не может!

— Не ври. Все у тебя есть. Девки пиздели, что ты вся при бабле. Накормила их. Мне надо немного. Чтоб свалить из города.

— Вань… Нет ничего. Я им картошку за сто рублей купила. На сто рублей никуда не уедешь.

— Значит, из дома, где сейчас пашешь, цацку вынеси. Мне одной хватит.

— Нет. Иди нахер, сука!

— Да? А если я расскажу им, кто ты есть? Кто ты реально такая? И сколько за тобой всего?

— Да кто тебе поверит!

— Может и не поверят. Но и тебя не оставят там работать, поняла?

Подпол мягко прикусывает шею, поворачиваюсь, смотрю вопросительно. Кивает, чтоб соглашалась.

— Ладно… Давай в торговом на Ленина.

— Через час.

Лапа на животе недвусмысленно сжимается. Прикидываю по времени.

— Нет, в три часа давай.

— Ладно. Только сама знаешь, не придешь ты, приду я.

— Не пугай, урод.

Кладу трубку.

И тут же меня заваливают на спину.

Подполковник легко, по-звериному скользит по моему телу вверх, упирается ладонью у лица. Смотрит серьезно.

— Молодец. Хорошо говорила, спокойно. Я поверил.

— Мне… Я не хочу, чтоб ему было больно…

Я шепчу это тихо, вообще не понимая, зачем я это все говорю. Не тому ведь. И не стоит.

Но голос Ваньки, озлобленный и жалкий, словно до сих пор царапает сердце.

— А вот он про тебя явно не думает.

Вик разглядывает мое лицо внимательно. И внезапно резко спрашивает:

— Любовник твой? Бывший?

— Что? Нет!

Пальцы неожиданно жестко ложатся на лицо. Сжимают скулы, не позволяя отвернуться. Заставляя смотреть четко глаза в глаза.