– Ее призрака.

– Ах, призрака! – сказал он, чувствуя облегчение оттого, что она не скорбела о бывшем муже. – Значит, в доме водятся привидения?

– Вы не верите? – Рахиль развернула плечи, словно собралась драться. – Это была его первая жена, которую он любил всю жизнь.

– Он любил вас, – выпалил он непроизвольно.

– Почему вы так думаете?

– Потому что иначе он был бы глупцом, – ответил Фредерик, пожав плечами.

Они прошлись по пустой лоджии, опоясывавшей комнаты. Вся обстановка была продана и вывезена. Только детскую куклу забыли в углу.

– Вы же видели, как он вел дела, – мягко отозвалась Рахиль. Ей было не по себе в пустом доме, потерянном из-за роковых ошибок. – Может быть, он и был глупцом.

– Ну а я не глупец, – заявил он без обиняков.

Через террасу они вернулись к воротам, украшенным цаплями. Небо было опалового цвета. Рахиль заслонила рукой глаза от солнца, чтобы заглянуть в глаза Фредерику. Это было примерно то же самое, что попасть под дождь.

Энрике официально назначили управляющим, он работал не покладая рук и вводил Фредерика в курс дела. Учителем он был хорошим, а с подсчетами управлялся не хуже Фредерика. Зачастую они засиживались над бумагами допоздна, и Розалия приносила им ужин. Фредерик вскоре заметил, что они испытывают нежность друг к другу, как давние любовники.

– Она ваша жена? – спросил он Энрике однажды.

– Какое вам дело? – ответил тот, отвернувшись, и Фредерик оставил эту тему.

Позже, когда они закрывали контору на ночь, Энрике сказал:

– У меня была когда-то жена, но мы все время ругались с ней. А теперь я даже не знаю, жива ли она. Это было на другом острове, в другой жизни. Так что я не могу жениться.

В дальнейшем они избегали разговоров на личные темы, которые были слишком болезненны, и занимались в основном конторскими книгами. Они оба считали, что торговля в магазине – наиболее прибыльная статья дохода, и по предложению Энрике сосредоточились на повышении товарооборота. Морские перевозки приносили убытки из-за штормов, пиратов и налогов. «Фортуна – отвратительный деловой партнер», – говорил Энрике. Фредерик во всем следовал советам своего управляющего. Они будут торговать ромом и патокой, а с ненадежными перевозками пускай рискуют другие.

Когда Фредерик не следил за собой, он начинал мечтать о Рахиль. Но в общении с ней он был сдержан. Женщины в синагоге судачили о ней: она задирает нос, высказывает все, что думает, словно мужчина, и грубит другим женщинам. Он старался не слушать эти пересуды. Это, в конце концов, было не его дело. Но когда дамы из Общества богоугодных дел приглашали его на свои обеды, отказываться было бы невежливо. Эти обеденные собрания были обставлены очень официально. У Фредерика был только один черный костюм, и Розалия гладила его всякий раз, когда он выходил куда-нибудь по вечерам. Вскоре он понял, что его представляют всем незамужним молодым женщинам и девушкам по очереди. На одном из обедов было очень жарко, да и обстановка действовала ему на нервы. Он вышел во двор, прихватив с собой стакан рома. Во дворе было еще жарче, но тут он хотя бы был один – как он думал. Однако вскоре он заметил неподалеку какую-то тень. Сначала ему показалось, что это одна из тех странных голубых цапель, каких он видел на болотах, но затем он увидел, что это старая женщина в платье лазоревого цвета.

– Вы знаете, что такое грех? – обратилась она к нему.

– Прошу прощения? – отозвался он, опешив, и стал отмахиваться от мошкары, которую, по-видимому, привлекал лосьон для волос, которым он пользовался.

– Это то, чего вы хотите, но не можете получить, – сказала мадам Галеви.

– Вы имеете в виду ром? – спросил он насмешливо.

– Я имею в виду страстное желание.

– Что ж, благодарю вас за участие, – сказал Фредерик, не зная, что и подумать. Он решил, что это одна из женщин, умеющих читать чужие мысли, которые, как говорили, встречались на острове.

– Это не участие. – Она сделал ему знак, чтобы он помог ей подняться с каменной скамьи, и он не мог не выполнить ее просьбу. – Это предупреждение. Я хочу, чтобы вы осознали, что существует запрет на инцест.

– Мадам, я не понимаю, о чем вы.

– Как брат не может возлечь с сестрой, так и отец с дочерью или племянник с тетей. Это кровосмешение.

Ему хотелось встряхнуть ее, как старый мешок с костями, но он был слишком хорошо воспитан для этого.

– С какой стати вы говорите мне это? – холодно бросил он.

– Я говорю это из-за Рахиль, – ответила мадам Галеви. – Она никогда не могла понять, что надо подчиняться правилам. Надеюсь, ради вашего и ее блага, что хоть вы понимаете это.

Он помог ей зайти в дом, а сам покинул его. С тех пор он держался особняком. Предупреждение старой женщины заставило его следить за собой. В свободное время он стал исследовать остров. Он плавал в пруду у водопада, о котором ему рассказал Энрике. Это было уединенное место в районе болот, где гнездились цапли. Таким образом Фредерик впервые после обливаний у умывальника принял настоящую ванну, плавая в бассейне с голубыми рыбками. Он быстро понял, что местные жители правы, употребляя ром вместо вина. Ром спасал от многих болезней, как и сетка, которой он окружил свою кровать. Иногда он останавливался в том месте, где услыхал жужжание пчел в свой первый день в Шарлотте-Амалии. Закрыв глаза, он слушал, как пчелы гудят, перелетая с цветка на цветок, и думал о Рахиль, хотя твердо решил не делать этого.

Когда в пятницу после службы в синагоге Фредерик нанес визит дядиной вдове, его научили правильно держать маленького ребенка на руках во время обеда. После обеда он помогал детям справиться с их уроками и нашел, что у Давида хорошие способности к математике. Всякому, кто обратил бы внимание на то, что он ходит сюда по пятницам, он мог бы сказать, как говорил и самому себе, что он делает это, во-первых, из вежливости, во-вторых, из чувства долга, и в-третьих, что он как-никак не чужой для них человек. У них в доме, как и во всех других местах, он старался не смотреть на Рахиль и не представлять ее себе в белом дезабилье. Тем не менее он хорошо изучил ее зеленое платье и знал, где находятся швы и где жемчужные пуговицы, как оно прилегает к ее фигуре и как можно расстегнуть эти пуговицы и стащить с нее платье, если, конечно, она пожелает. Он страшно злился на себя за то, что не мог отделаться от этих мыслей.

Она была на семь лет старше его и прожила за эти семь лет целую жизнь. Она была замужней женщиной, затем вдовой, матерью, а он был всего лишь молодым человеком, умеющим считать. Один раз, выйдя из их дома, он оглянулся и увидел в окне, как она распускает волосы. Он застыл на месте, хотя знал, что она будет раздеваться. Он не мог оторвать от нее глаз, это был оживший образ его воображения. Спустя несколько мгновений она скинула платье, и это доконало его. Теперь уж он никакими силами не мог заставить себя отвернуться. Ему слышалось жужжание пчел, но он не знал, то ли они рядом в кустах, то ли на другом конце острова. Чуть позже он, выйдя за город, направился в холмы; он проходил милю за милей, надеясь, что ходьба отвлечет его от мыслей о ней.