— Мне мой вообще ничего не дарил, — призналась его спутница, — он меня измором взял. Правда, он за всеми девками бегал. А они от него шарахались и даже частушки про него сочиняли.

Женщина посмотрела вокруг, словно решила удостовериться, насколько компания может оценить ее вокальные способности, и пропела тонким голоском:

— Не ходите девки замуж за Ивана Кузина —

У Ивана Кузина большая кукурузина!

И засмеялась.

— И ты решила проверить, — улыбнулся Рыскин, покосившись на Синицыну.

Пришел Михеев с женой. Он поцеловал невесту, поздоровался с Рыскиным и отошел в сторону. Варя, заметив это, взяла его под руку.

— Вам неприятен Григорий Борисович? — шепнула она. — Или его спутница? В конце концов, он вдовец и имеет право общаться с кем хочет.

Николай Сергеевич пожал плечами и ответил так же тихо:

— Я ее не знаю. А уважаемый всеми профессор не просто так овдовел — его жена покончила с собой. Рыскин влип в неприятную историю… В приличные дома его теперь не приглашают…

Начали прибывать гости, но встречал их один Андрей. Приехал скрипичный квартет, который расположился на лужке возле беседки. Вскоре зазвучала музыка.

Регистрация брака прошла буднично, не считая лепестков роз, которыми обильно забросали новобрачных. Да еще и Кузина зачем-то начала горстями швырять копейки из привезенной с собой тяжеленной трехлитровой банки.

— Деньги к деньгам! — орала она, перекрикивая другие поздравления.

А когда молодожены взошли на крыльцо, оглушила всю округу мощным «Ура-а-а!».

Оказавшись внутри дома, Андрей поцеловал молодую жену и спросил:

— Ты не устала?

— Пока я в норме, — ответила Варя, хотя чувствовала некоторую слабость.

— Все равно тебе надо отдохнуть хотя бы полчасика, — посоветовал молодой человек. — За это время столы подготовят.

Когда вернулись к гостям, некоторые из них уже находились за столами, под установленными на случай внезапного дождя навесами. Музыка продолжала звучать. Но теперь скрипки исполняли не «Свадебный марш» Мендельсона или его же «Фингалову пещеру», а мелодии песен Барри Уайта и Рэя Чарльза. Вероятно, Андрей поделился с ними пристрастиями жены, да и своими собственными. Сушкова бросилась созывать остальных приглашенных, разошедшихся по территории.

— Давайте быстрее, — кричала она, — свадебный ужин начинается!

А времени было едва начало пятого. Вскоре все собрались под навесами, хлопали открываемые бутылки шампанского. Налили и новобрачной. Синицына посмотрела на Рыскина, тот кивнул:

— Сегодня немножко можно!

Вино оказалось очень холодным. Варя пила долго, гости справились гораздо быстрее и теперь наблюдали, как это делает она. А когда девушка попыталась поставить на стол недопитый бокал, все кричали: «Нет, нет! Надо до дна! Тогда жизнь будет полной!»

С трудом, но Синицыной все же удалось это сделать. Тут же все заорали «Горько!». Андрей обнял ее и прижал к себе, ища подставленные губы. Целовал он долго — так, что Варина голова начала кружиться, и смех гостей куда-то отлетел. На мгновение ей показалось, что подобное с ней уже происходило; она даже попыталась остановить мгновенье, чтобы разобраться, когда же было то, что она забыла, и теперь приходится напрягаться, восстанавливая в памяти всю картину. Но когда она опустилась в свое креслице, произнесла негромко:

— Просто показалось.

Подумала только, не собираясь говорить это вслух. Но услышала даже Сушкова.

— Что тебе показалось?

Тут уже новобрачных начали поздравлять соседи по поселку. Они один за другим поднимались и рассказывали всем остальным, какая Варя хорошая девушка и каким уважением пользуется. Свое выступление каждый завершал традиционным «Горько!». Приходилось каждый раз вставать и целоваться со счастливым Андреем. А хотелось лишь одного: чтобы это поскорее закончилось.

— Родители звонили? — спросила она у Андрея.

— Пока еще нет, — ответил он, — я сам пытался с ними связаться, но у Владимира Викторовича аппарат отключен, а твоя мама не отвечает.

Варя нашла глазами Михеева. Тот как раз отвечал на чей-то звонок. Вероятно, ему сообщили что-то весьма неожиданное и даже, может быть, неприятное, потому что, закончив разговор, он откинулся на спинку стула и посмотрел в сторону. А потом на несколько секунд закрыл лицо руками. Жена Михеева наклонилась к нему и что-то спросила. Он не ответил. Но потом шепнул ей что-то на ухо. И лицо Михеевой стало каменным. Неужели что-то с отцом? Но ведь операция прошла успешно!

Варя поднялась, хотела подойти к Михееву, но почувствовала, что стоять нет сил. Опустилась рядом с молодым мужем. И увидела, что Николай Сергеевич неотрывно смотрит на нее.

— Что случилось? — шепнула она, а хотела крикнуть, чтобы заглушить радостные разговоры сидящих за столами людей.

Михеев, не выдержав ее взгляда, начал снова набирать номер телефона, он даже встал из-за стола и отошел подальше, чтобы никто не слышал, о чем он говорит. Потом вернулся и шагнул к Рыскину, наклонился, шепнул ему что-то, после чего они оба отошли. Рыскин внимательно слушал, что ему шепчет Николай Сергеевич, и кивал, очевидно соглашаясь с каким-то его предложением. Потом оба направились к новобрачной, по пути к ним присоединилась Кузина.

Варя вскочила им навстречу, и подошедший профессор сказал:

— Варенька, деточка! Пойдем в дом!

Ее усадили на диван в гостиной первого этажа. Андрей примчался тоже и потребовал объяснений.

— Что с отцом? — прошептала она, и поскольку никто не отвечал, закричала: — Что с ним?

Она захлебнулась своим криком и закашлялась. Андрей обнял ее, а Михеев вздохнул и посмотрел в сторону:

— Машина, на которой он ехал, попала в ДТП. Пострадали все, кто был в машине.

— Он жив? — прохрипела Синицына.

— Увы, — ответил Николай Сергеевич.

И тогда она закричала, закричала так сильно, так яростно, что в глазах потемнело. Потемнело так стремительно, как и должно было быть, потому что это и была ночь, дня не было вовсе, не было ни свадьбы, ни марша Мендельсона, ни гостей, ни шампанского, ни поцелуев Андрея — все сон, который длится уже очень долго, — кошмар, посланный ей в наказание неизвестно за что древним богом судьбы.

Пробуждение было тяжелым. Варя попыталась открыть глаза, но почти ничего не увидела — лишь серое пространство без конца и края, и откуда-то издалека доносились голоса.

— Очнулась вроде, — произнес женский голос.

— Да не должна, мы же ей такую дозу вкатили! Вот такая девочке радость — нейролептический сон вместо брачной ночи…

— Нечего ее жалеть, она так живет, что нам и не приснится никогда.