— Знаком.

— Дальше. Все продукты в шкафчике, вот здесь. Готовлю я из расчёта на один раз, захочешь сам что-то приготовить — без вопросов. Умывальник у беседки, вода в колонке через дорогу, остальные удобства тоже на улице. Баня у соседей…

— Пап, ты куда-то спешишь?

Хороший вопрос. Я остановился. Ко мне приехал сын, мы не виделись несколько лет, у нас есть о чём поговорить, есть что рассказать друг другу. Спешу ли я?

— В общем-то… да. Тут есть литературный клуб. По четвергам у них собрания, — я посмотрел на часы. — Через час. Не хотелось бы опоздать.

— Ты по-прежнему пишешь?

Снова хороший вопрос, и отнюдь не риторический, и, как мне показалось, с лёгким сарказмом. Бывшая никогда не одобряла моих литературных попыток и частенько посмеивалась над ними, сын, видимо, перенял не только внешность матери, но и её взгляды.

— Пишу, — ответил я с некоторой долей вызова в голосе и посмотрел на Вадима, ожидая его реакции.

Реакции не последовало. Вадим и не думал подшучивать надо мной, во всяком случае следующий его вопрос прозвучал неожиданно.

— Слушай, пап, а можно с тобой?

— Со мной?

— Ну да. У нас в институте ребята тоже организовали литературное общество, название у них ещё такое смешное: «Туманные ёжики». Читают стихи, прозу, я иногда захожу и мне нравится. Забавно.

Забавно? Никогда не думал, что литература — это забавно, разумеется, я не имею ввиду тот ширпотреб, который в огромном количестве выкладывается на страницы литературных сайтов. Вот это действительно забавно. Впрочем, то, что я слышу на местных собраниях, часто тоже можно назвать забавным…

— Я не против, сын. Если хочешь — пойдём. Ты сам-то писать не начал?

— Нет, пап, я читатель, ну разве что немножечко критик. Совсем немножечко.

— Тогда поторопимся, критик. Писатели ждать не любят.

Мы не опоздали. Библиотечная вахтёрша в кашемировой кофте, молча посмотрела на меня, потом так же молча перевела взгляд на Вадима.

— Мой сын, — пояснил я. — Начинающий литературный критик.

Взгляд вахтёрши принял понимающий оттенок и она приветственно улыбнулась.

— Проходите. Встреча скоро начнётся, не все ещё собрались.

Зал был на половину пуст. Или полон? Нет, в данном случае больше подходит «пуст». Не было нескольких уже примелькавшихся лиц, к которым я успел привыкнуть и без которых предстоящее собрание казалось менее забавным. Ильи Герасимова и Анны не было тоже, и в душе опять зашевелилась ревность. Впрочем, Анна говорила, что Илья мне не соперник. Пусть так, верю. Но и не друг, так что их отсутствие всё равно настораживало.

Геннадий Григорьевич по обыкновению сидел в первом ряду, читал. Рядом стоял толстый инспектор ГАИ. В строгом костюме и без жезла он не выглядел устрашающим, скорее, как проштрафившийся автомобилист. Геннадий Григорьевич, если я правильно понял, читал его очередной рассказ. Инспектор нервничал, мял пальцами лацкан пиджака, по скулам кляксами расползалась краска.

К нам подобрался невысокий сухощавый человек, ещё один местный поэт, Сергей Петрович. Однажды он вот так же подобрался ко мне и с жаром поведал, что открыл для себя безграничные возможности интернета. Он долго и с творческим пафосом рассказывал, как создал страницу на одном крупном уважаемом сайте и какие прекрасные отзывы ныне пишут ему восторженные поклонники. Я вежливо улыбался. Стихи Сергея Петровича, довольно недурные для графоманских сайтов, были совершенно не приемлемы там, где графоманов не любят. Эдакие придорожные камешки, которые если огранить, будут блестеть подобно мокрому асфальту, не более. Однако апломба у Сергея Петровича хватало на десяток классиков, и представлялся он не иначе как «поэт Серебряный», по всей видимости, ассоциируя себя с поэтами ушедшего века. Он и вёл себя и выражался сообразно культурным правилам той эпохи. Сегодня под руку с ним стояла его ученица, поэтесса Танечка, девушка глуповатая и фривольная и стихи, соответственно, писавшая такие же.

Сергей Петрович поклонился чинно, а Танечка хихикнула, прикрывая рот ладошкой; она приклеилась взглядом к Вадиму и время от времени махала длинными накрашенными ресницами, словно бабочка крыльями.

— Вы сегодня не один, Роман Евгеньевич?

— Да, сын, вот, приехал, — сказал я.

— Весьма рад видеть вас в здравии, — Сергей Петрович поклонился уже Вадиму и протянул ему книжицу в яркой обёртке. — Будьте любезны принять. Вершина, так сказать, моего творчества.

Вадим взял. Книжица обыкновенная, изданная за свой счёт тиражом штук сто. Сергей Петрович раздавал их всем, кто имел достаточно такта, чтобы не отказать автору. Точно такая лежала у меня дома на шестке, ждала отопительного сезона.

— Обязательно прочитаю.

— Да уж, будьте любезны. И составьте отзыв, если сочтёте нужным.

— Непременно.

Сергей Петрович поклонился в третий раз, после чего, удовлетворённый, вместе с Танечкой вернулся к первым рядам.

Я покосился на Вадима: что он чувствует, попав в это царство пермесских сестёр? Современная литература копошилась вокруг него в летних костюмах, в джинсах, в блузках, в платьях с блёстками, смотрела вопросительно, с интересом, с завистью и пыталась напроситься на комплимент.

— Даже не вздумай её читать, — предупредил я сына.

Вадим усмехнулся.

— Пап, тут и так всё понятно.

Хорошо, если так. Понимание прекрасного не всегда передаётся с генами родителей. Начитается вот такой оболтус всякой ереси и попробуй его переубеди потом, что не всё написанное несёт разум.

В зал вошла Анна. Одна. Я невольно вздрогнул — не потому что не ждал, а потому что ждал слишком сильно. Выглядела она как обычно: лёгкое ситцевое платье, туфли в цвет, минимум косметики — но именно эта её обычность всегда меня и завораживает. Я гляжу на неё после каждой разлуки как будто в первый раз и понимаю, что жизнь штука грустная.

Я кивнул сдержанно. Анна любезно улыбнулась залу, подмигнула кому-то вдаль и повернулась ко мне.

— Здравствуйте, Роман. Ну как, составили план?

— План? — не понял я.

— Ну конечно. Или вы забыли? План выступления перед моими учениками. Поторопитесь, осталось меньше месяца.

Ах, вон она о чём. Нет, никакого плана я не составил, я даже не думал его составлять, потому что не видел в этом необходимости. Когда придёт время, встану перед детишками и расскажу всё, что можно будет рассказать — что-нибудь весёлое и героическое. Будучи сам шестиклассником, я был командиром группы «Поиск». Мы ходили по домам, расспрашивали ветеранов о тяжёлых буднях прошедшей войны и в ответ всегда слышали что-нибудь весёлое и героическое. Мы таили дыхание, таращили глаза на ордена и медали и мечтали в будущем тоже совершить подвиг. Лишь годы спустя я узнал, что война это не только солдатская смекалка и каша с тушёнкой, но и те самые будни, которые совершенно не весёлые и не героические.