«Разминка» Барнси, как выяснилось, представляла собой набор спортивно-танцевальных движений. Упражнялся он, пока не закончилась песня, продемонстрировав, как могла судить не вполне компетентная Энни, смесь движений брейк-данса, выпадов из восточных единоборств и казацкой пляски. Прыжки и повороты, руки мельницей и ноги ножницами, и все это столь уверенно и естественно, что взгляды еще полудюжины присутствующих не отрывались от него на протяжении всего танца.

— Бог ты мой, — уважительно произнесла Роз, когда Барнси остановился. — Что это такое было?

— А вы как думаете?

— Я никогда ничего подобного не видела.

— Значит, вы нездешние?

— Да нет, почему же, я в Гулнессе живу. Мы обе здешние.

— И вы никогда не видели северного соул-данса?

— Я точно не видела. А ты, Энни?

Энни едва заметно повела головой куда-то вкось и покраснела. С чего она покраснела? Почему не могла ясно и спокойно произнести, что северный соул-данс для нее штука более экзотичная, чем ритуальная пляска центральноафриканских племен? Хоть лупи себя по предательски пылающим щекам.

— Дык это вот и есть Гулнесс, — категорическим тоном отрезал Барнси, в подтверждение своих слов рубанув ребром ладони воздух. — Ночной Гулнесс. Мы сюда с восемьдесят первого катаемся. Скажи, Гэв!

— Откуда?

— Из Скани. Сканторпа.

— Значит, ради северного соул-данса вы ездите из Сканторпа в Гулнесс?

— Ей-богу. А че тут ехать-то, жалких полста миль.

Подошел Гэв с пивом и поставил его на столик, за которым сидели Энни и Роз:

— Какие планы на вечер?

Энни вдруг запаниковала. Ей показалось, что Роз сейчас во всеуслышание объявит о целях их прихода и гости из Сканторпа предложат себя в качестве средства решения ее половой проблемы. Она же не считала для себя возможным лечь в постель ни с одним из них, ни, тем более, с обоими сразу.

— Никаких, — тут же вырвалось у Энни. Скорострельность ответа и его эмоциональная окрашенность прямо-таки призывали к тому, что Энни собиралась затушевать. Выскочив вперед, чтобы заткнуть рот Роз с ее «генитальным планом», она будто предлагала себя в качестве сексуальной партнерши.

— Ну, тогда мы идеально подходим друг другу, а? — сказал Гэв, с виду для северного соул-данса чрезмерно крупногабаритный. Если, конечно, манера исполнения, предложенная Барнси, единственно возможная. — Веселье без границ. Два симпатичных молодых человека, две милые дамы — прекрасное исходное соотношение.

— Роз у нас гомо, — поспешила внести ясность Энни и тут же добавила: — В смысле, лесби.

Как будто без этого не было ясно, какого рода гомосексуальной наклонностью могла похвастаться ее подруга. Если б Энни выполнила ранее свое похвальное намерение вмазать себе по щекам, может, и не болтала бы более глупостей. Надо отдать должное Роз, она всего лишь мученически закатила глаза и не слишком громко простонала. Энни не удивилась бы, если бы ее подруга вышла из паба и более с ней никогда не общалась.

— Энни, я тебя умоляю…

— Лесби? — изумился Гэв. — Настоящая? Здесь, в Гулнессе?

— Никакая она не лесби, — уверенно заявил Барнси.

— Тебе откуда знать? — повернулся к нему Гэв.

— Так милые пташки отговариваются, когда ты им не приглянулся. Вспомни тех двух чувих в Блэкпуле. Нам наврали, что они милая парочка, а потом я видел, как одну диджей чуть не целиком засосал, только каблуки изо рта торчали.

Роз улыбнулась:

— Извините, ребята, если это выглядит отговоркой, но я стала лесбиянкой задолго до того, как вы вошли.

— Вот бля, — вырвалось у Барнси. — Гомики гуляют по городу только так.

— Да-да, — нежно улыбалась Роз.

— Скажу я вам… — возбужденно начал Гэв.

— Не надо, — предупредила Роз. — Я и так знаю, что вы хотите сказать.

— Мысли читаете?

— Это несложно. Вы скажете, что от гомиков-мужиков вас тошнит, а лесбиянок вы находите необычайно привлекательными.

— Ну да, вам это небось уже не раз говорено.

— А как у вас получается, если одна лесби, а вторая нет? — заинтересовался Барнси.

— Как получается? — Роз не сразу поняла. — А, вот вы о чем… Но мы с Энни не пара. Мы просто подруги.

— Подружки-лесбушки, — ухмыльнулся Гэв и почесал затылок. — Врубился?

Барнси хлопнул его по плечу:

— Поздравляю, уже второй перл на сегодня выдаешь. Если присчитать первый, который ты не выдал, потому что она, — он кивнул на Роз, — заткнула тебе пасть. А сколько вам, кстати, лет, девушки? Ох, я сам дубина буева — извините за выражение, леди. Да собственно, какая разница?

— Для чего? — спросила Роз.

— Для того чтобы пойти с нами, если пожелаете. Честно говоря, в моем преклонном возрасте меня уже не слишком тянет к сексу после ночи бдения. Так что гомо, гетеро — какая разница?

— Приятно слышать, — снова улыбнулась Роз.

— Я даже понятия не имела, что есть такой северный соул, — добавила Энни, предварительно поразмыслив и придя к выводу, что в этой реплике не содержится ничего предосудительного, и постаравшись по этому случаю более не краснеть.

— Вы понятия не имели, — сурово изрек Барнси. — Как это вообще возможно? Вы не любите музыку?

— Я люблю музыку. Но…

— Тогда какую?

— Ну… Разную.

— Например?

Сколько можно! Неужели этот вопрос все еще имеет значение! Похоже, имеет, и, похоже, с годами на него отвечать все сложнее. В «додункановскую» эпоху было куда проще: она была молодой и ей нравилась в точности та же музыка, что и пристающему к ней с такими вопросами молокососу, который, как и она, собирался поступать в университет или только что его закончил. Она автоматически выстреливала, что обожает «Смитс», Дилана, Джони Митчелл, — и молодой человек с энтузиазмом подпел бы ей, добавив к ее перечню «Фолл». Сказать парню со смежного потока, что ты балдеешь от Джони Митчелл, равносильно фразе: «Если ты меня обрюхатишь и бросишь, я не умру». Теперь же ей предстояло открыть свои музыкальные предпочтения людям, от нее отличающимся, явно не бакалаврам гуманитарных наук (возможно, она слишком предубеждена, но Барнси вряд ли заканчивал университет), так что не факт, что ее здесь поймут. Как с ними вообще разговаривать, если нельзя упоминать краеугольные камни ее словаря — Этвуд, Остин и Эйкборна[12], и это только на первую букву алфавита! Энни не представляла себе культурного общения без использования такого рода подпорок. Беседовать без ширм из книжных обложек — значит выставлять напоказ нечто слишком личное. А если тебе не хочется… или если нечего?