— Здешняя жизнь кажется какой-то ненастоящей. Тут всегда так живут? И зимой тоже?

Макс оторвал большой кусок бумажного полотенца и выложил на него салат — сохнуть.

— Зимой я тут никогда не бывал. Дядя Генри, правда, говаривал, что для писателей и пьяниц это лучшее время года — холодно, тихо, безлюдно и делать особо нечего. Так что жду зимы с нетерпением. — Он потянулся к полке за обшарпанной деревянной салатницей. "Не факт, конечно, что я все еще буду здесь", — снова мелькнула мысль, но Макс ее отогнал. — Готовить я не мастак, и вообще, то палец порежу, то что-нибудь разобью, зато уж что умею, то умею: это la sauce vinaigrette à ma façon[128].

Он бросил в миску черного перца, две щедрых щепоти морской соли и вилкой растер все в крупный черно-белый песок. Добавил несколько капель темно-коричневого бальзамического уксуса, затем ливанул желтовато-зеленого оливкового масла. В завершение плюхнул туда же примерно чайную ложечку самой жгучей дижонской горчицы и, прижав миску к животу, принялся взбивать смесь; два-три раза снял пробу и, довольный результатом, поставил салатницу на стол; затем отломил от батона кусок, макнул его в коричневую жижу, приготовленную с таким старанием, и протянул Кристи:

— Некоторые добавляют еще лимонного сока, но мне без лимона больше нравится. Ну, что скажешь?

Кристи взяла протянутый хлеб, откусила кусок, стерла тыльной стороной ладони каплю заправки и несколько секунд молча жевала.

— Ну? — нетерпеливо повторил наблюдавший за ней Макс.

Подняв глаза к потолку, Кристи одобрительно кивнула.

— Продукт перспективный, — произнесла она голосом опытного дегустатора. — Только мне кажется... или тут и вправду есть капелька соуса "Хеллман"? — Она покосилась на явно огорченного Макса. — Шучу; заправка у тебя замечательная. Разливай по бутылкам — и будешь грести деньги лопатой.

— Да в бутылке такого вкуса никогда не получишь. На-ка, возьми этот поднос, а я понесу остальное. Обедать будем на воздухе.

Час спустя они все еще сидели у каменного стола с почти допитой бутылкой розового вина и остатками обеда; внезапно раздался лязг и хрип изношенного мотора — это прикатил фургон Русселя; почти сразу вслед за ним показался сверкающий темно-зеленый "ягуар". Когда осела поднятая машинами пыль, из "ягуара" вылез высокий элегантный мужчина в бежево-сером льняном костюме. Сняв темные очки, он оправил помятый пиджак, отбросил со лба седеющую прядь и направился к Максу:

— Я Жан-Мари Фицджеральд. Très heureux[129].

Мужчины пожали друг другу руки, после чего Макс представил Кристи. Снова пробормотав, что он безмерно счастлив знакомству, Фицджеральд изобразил поцелуй, osculari interruptus[130]— ритуал, свято соблюдаемый французами определенного возраста и социального положения: он склонился к ручке Кристи и, так и не коснувшись ее губами, выпрямился.

— Фицджеральд, — повторил Макс. — Такая фамилия у меня сразу ассоциируется с Дублином, но уж никак не с Бордо.

Француз улыбнулся:

— Таких, как я, англичане иногда называют лягушатниками из соседнего болота: помесь ирландца с французом. На юге Франции нас наберется немало. Видимо, нашим ирландским предкам пришелся по вкусу местный климат, ну и здешние девушки тоже.

— Так вы, наверное, неплохо владеете английским?

Фицджеральд покаянно покачал головой:

— К сожалению, в английском я одолел лишь несколько фраз: "Мой портной богат" и кое-что еще в том же роде.

На сей раз этот перл галльского юмора не вызвал у Русселя и тени улыбки. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке; куда подевался вчерашний добродушный балагур? Фицджеральда он словно в упор не видел. Отчего вдруг? — терялся в догадках Макс; то ли они когда-то прежде не поладили, то ли это типичное крестьянское недоверие к чужаку в городском костюме.

— Вы знакомы? — спросил он Русселя.

Тот энергично замотал головой:

— Всего полчаса. Послушайте, месье Макс, зачем вам куда-то тащиться, да еще в самое пекло? Я сам могу показать ему все, что нужно.

— Нет-нет, я тоже пойду. Мне надо учиться.

И они отправились в виноградник. Фицджеральд изящно семенил по междурядьям, изредка останавливался, чтобы подержать в ладони гроздочку, спросить, сколько лозам лет, или взять щепоть земли и, достав записную книжку в кожаном переплете, что-то занести в нее ручкой с золотым пером. Примерно через час его изрядно помявшийся костюм утратил свою элегантность — подвела полдневная жара, — а кончик аристократического носа украсила капелька пота.

— Сегодня, — обратился он к Максу, — я, разумеется, провожу лишь предварительную разведку, знакомлюсь с рельефом местности. — Он окинул взглядом ровные зеленые ряды и утер лицо шелковым платком. — Нельзя не признать, виноградник содержится в идеальном порядке. Необходимо взять образцы почвы на анализ, в первую очередь проверить ее глинисто-известковый состав. Пусть ваш работник Руссель мне поможет. А потом мне придется приехать еще раз, чтобы обследовать cave[131]: изучить качество и состояние бочек, а также сам процесс assemblage[132]— сколько используется Syrah, сколько Grenache и прочих сортов винограда. Даже качество пробок и бутылок имеет значение. Bref[133], все это мне необходимо выяснить и учесть, прежде чем давать какие-либо рекомендации. — Он захлопнул записную книжку. — Надеюсь, вы, месье, временем не ограничены. Сегодня мы, можно сказать, только начали работу. — Он взглянул на часы. — А теперь прошу извинить, у меня назначена встреча на противоположном склоне Люберона.

На этих словах Руссель, молча внимавший энологу, повернулся, чтобы вместе с ним идти обратно в дом.

— Постойте, — сказал Макс. — Тут есть еще один виноградник. — Он указал на участок за каменной кладкой. — Мне кажется, месье Фицджеральду стоит на него взглянуть.

Руссель воздел руки к небу:

— На тот? На это сущее несчастье? Да от одного его вида месье придет в отчаяние. — Он обернулся к Фицджеральду: — Голые камни, тоска смотреть. Жалкое зрелище, жалкое.

— Все равно, — заявил Макс, — раз уж месье приехал, хотелось бы, чтобы он поглядел на участок.

Руссель с Фицджеральдом двинулись вперед; чуть отстав, Макс вкратце изложил Кристи то, что не успел перевести в паузах:

— Короче, Руссель не очень-то хочет, чтобы энолог осмотрел крайний участок. Скажи, а как тебе Фицджеральд?