Макс откинулся на спинку стула, пытаясь осмыслить услышанное: Натали Озе, notaire и négociant. Вот почему у нее такой вальяжный, холеный вид.

— Кому же она его продает?

— Понятия не имею. Я с покупателем не знаком. Натали сказала, нам встречаться не обязательно.

— Ну и куда вы отправляете вино? В Париж? В Германию, Бельгию?

Руссо покачал головой:

— Кто его знает, куда оно уходит. Раз в год приезжает грузовик, всегда в сентябре — до того как я начну vendange[140], — и только ночью. Вино предыдущего года сливают из бочек, и через неделю я получаю денежки. Из рук Натали.

— Грузовик, говорите? Так у него на борту наверняка написано имя владельца. Или название компании, или какого-то предприятия, верно?

Руссель потрепал Тонто за ухо.

— Нет. Ничего не написано. Это странно, сам знаю, но в таком affaire[141]вопросов обычно не задают. Заметил только, что на номерных знаках грузовика — цифра тридцать три. — Он ткнул большим пальцем куда-то назад, примерно в северном направлении. — Номер Жиронды.

— И сколько времени это продолжалось?

— Лет семь-восемь, может, немного дольше. Точно не помню.

— Никак не пойму, зачем вы мне это выкладываете? — произнес Макс. — Я ведь мог ничего не узнать.

Через полуоткрытую дверь Руссель, прищурившись, смотрел в затянутую жарким маревом даль; по его загорелому до черноты лицу пролегли глубокие морщины. Казалось, его голова отлита из бронзы.

— Ваш дядюшка, — сказал он, опять поворачиваясь к Максу, — все книги читал или слушал музыку, а виноградник его особо не интересовал. Сколько раз меня подмывало выложить ему все начистоту, но... Поймите, я заплатил за лозы из своего кармана, сам их сажал и выхаживал. Раз в четыре года надо покупать новые дубовые бочки — из лучшего французского дуба. Кто покупал? Я. Не жалел денег. Все делал как надо. И дядюшке вашему не в ущерб; воровством это уж никак не назовешь. Все вроде как по справедливости. Может, и не совсем честно, однако ж по справедливости. И тут на тебе, все идет прахом: вы желаете улучшить виноградник, приглашаете сюда всяких там винных профессоров... — Он допил вино, на сей раз проглотив его, и осторожно опустил стакан на стол. — Честно говоря, месье Макс, я знал, что рано или поздно кто-нибудь все равно докопается. Вот и решил: лучше уж сам вам расскажу.

Руссель смолк и с тем же скорбно-унылым видом стал ждать реакции на свою исповедь.

Немного подумав, Макс спросил:

— Идея, говорите, принадлежала Натали Озе?

Руссель кивнул.

— Голова у нее варит, это факт. Все учла, ничего не упустила.

За какие-то полчаса сразу два сюрприза, думал Макс. Виноградник на самом деле совсем не такой, каким кажется. Очаровательная notaire на самом деле тоже совсем не такая, какой кажется. Да и сам Руссель: пойди пойми, говорит он сейчас правду или тоже играет какую-то свою игру? Можно это вино продавать на законных основаниях или придется платить безумные штрафы? Вопросов невпроворот, тут уж не до скорых решений.

— В общем, я рад, что вы мне все рассказали, — проговорил он наконец. — Представляю, как нелегко вам это далось. Теперь дайте мне время все хорошенько обдумать.

Полдень плавно перетекал в тихий теплый вечер; чуть лиловеющее, подернутое розовыми полосами небо обещало назавтра новый чудесный день. Из открытых окон деревенских домов тянулись соблазнительные запахи, от которых текли слюнки. Кристи сумела-таки отыскать "Интернэшнл геральд трибюн" трехдневной давности и теперь, по дороге в ресторан Фанни, пересказывала Максу запоздалые новости о событиях в мире — главным образом о летних эскападах политиков. Проходя мимо площадки для игры в шары, они остановились поглядеть на очередной бросок. Участвовали в игре, как всегда, исключительно мужчины.

Это обстоятельство немало озадачивало Кристи, ведь у нее на родине женским спортом уже стал даже бокс, и можно не сомневаться, что скоро прекрасный пол займется борьбой сумо.

— Ты сюда ездишь много лет. Объясни, почему на площадках никогда не видно женщин?

— Я об этом не думал, — ответил Макс. — Не видно, и все тут. Постой-ка. — Он подошел к темнолицему, морщинистому, как сушеная маслина, старику, ожидавшему своей очереди бросить шар, и задал ему тот же вопрос. Старик загоготал и что-то сказал Максу, вызвав нестройный гогот остальных игроков.

Макс усмехнулся и подошел к Кристи:

— Тебе его ответ не понравится. Он сказал, что женщины должны сидеть дома и готовить ужин. Ах да, еще вот что: ему, говорит, легче своего пса научить играть в boules, чем женщину.

От возмущения Кристи на мгновение оцепенела.

— А это мы еще посмотрим, — процедила она сквозь зубы. — Ну, старый пень, разуй глаза.

Она вышла на площадку и, вынув шар из рук оторопевшего старика, стала у прочерченной в пыли черты. Игроки онемели. Кристи полуприсела, сосредоточенно, не торопясь, прицелилась и послала шар вперед. Разметав все прочие, он попал точнехонько в cochonnet.

Кристи повернулась к старику, вконец ошалевшему, и похлопала себя по груди:

— Чемпионка Сент-Хелены по боулингу тысяча девятьсот девяносто третьего года. — Потом похлопала по худой груди старичка: — А твой пес может сдохнуть от зависти, так ему и передай.

Глядя ей вслед, тот снял кепку и почесал затылок. Ну и времена настали, думал он, ну и времена!..

В ресторане Кристи немедленно отправилась мыть испачканные пылью руки; воспользовавшись удобным моментом, Фанни задала Максу вопрос, который не давал ей покоя уже несколько дней:

— Эта американочка — она ваша copine?

— Нет-нет, — заверил Макс. — Просто знакомая. Слишком молоденькая для меня.

Фанни улыбнулась и, взъерошив ему волосы, подала меню.

— Правильно. Чересчур молода еще.

Вернувшаяся Кристи уловила некоторое смятение на лице Макса, но решила, что просто он очень хочет есть.

— Итак, где же ты пропадал днем?

Пока они не спеша расправлялись с запеченными в горшочках овощами и утиной грудкой по-берберийски — как положено, с зажаренной до хруста кожей, — Макс рассказал про свою экскурсию в сарай и про признания Русселя.

Кристи отреагировала немедленно.

— Так я и знала! — не без самодовольства воскликнула она. — Разве можно доверять женщине с волосами такого цвета? Штучка та еще. Будь уверен, старину Русселя она тоже обдирает как липку.

— Наверно, ты права. Все-таки очень хотелось бы узнать, куда девается вино. Если бы мы это выяснили...

— Твоя Натали проворачивает все это не одна, а с кем-то в связке, — заметила Кристи, подбирая соус кусочком хлеба: она уже переняла эту чисто французскую привычку. — У тебя хоть раз возникали какие-нибудь подозрения на ее счет? Может, проговорилась о чем? Или в кабинете что-то резануло глаз? — И с озорной улыбкой добавила: — До ее спальни ты же небось так и не добрался.