— Герой? Командир дивизии? А может, он немецкий шпион? Проверили?

— Да. У него Звезда Героя на груди, а в кармане удостоверение.

— А если это липа? Сам знаешь, у фрицев гора наших бланков, сляпают все что угодно.

— Знаю, но не до того было Иванову. У меня сейчас весь оперсостав по степи бегает и собирает в кучу тех, кто остался и пытается организовать оборону. А ты, Миша, спрашиваешь об эффективности управления. Нет никакого управления! Бардак! Полстраны уже просрали! О чем только наверху думают! — негодовал Никифоров.

В его словах Белоусов нашел еще одно горькое подтверждение тому, что практически на всех участках фронта положение было близко к критическому. Щемящая тоска сжала его сердце. Угроза еще более чудовищной катастрофы, чем та, что ему пришлось пережить в мае 1942 года под Харьковом, казалась все более неотвратимой. Проглотив колючий ком, застрявший в горле, он ответил:

— Думаем! Думаем, Александр Тихонович, и не сидим сложа руки! Наш первый, ну ты понял кто?

— Ага, — прозвучало в ответ.

— Первый шифром доложил в Москву о критическом положении на фронте. Доложил на самый что ни на есть верх. Ты понял, на самый!

— Э…э, что, Самому?.. — от одной только мысли, что шифровка легла на стол Сталина, у Никифорова перехватило дыхание.

— Извини, Александр Тихонович, не могу назвать адресата. Ну ты сам понимаешь.

— Да! Да! Так что от меня требуется! Что?! — торопил Никифоров.

— Как можно быстрее собрать информацию о положении наших войск на текущий момент, о том, насколько командование владеет обстановкой на фронте и насколько эффективно управляет войсками. И еще… — Белоусов подыскивал нужные слова. — Деликатно, так, чтобы не бросить тень на командующего. Александр Тихонович, ты понял какого?

— А чо тут не понять! Этого козла Гордова мало снять, его надо отдать под трибунал! Столько народу зазря положил!

— Так вот, помимо наших оценок его деятельности надо деликатно поговорить с командирами частей и выяснить их мнение на сей счет. Повторяю, поговорить деликатно и только с теми, от кого не будет утечки информации, — подчеркнул Белоусов.

— Миша, мне скоро не с кем будет говорить. Я уже потерял трех замов командиров дивизий, двух начальников штабов и одного командира. А все из-за этого козла! Чтоб ему… — сорвался на мат Никифоров.

— Александр Тихонович, ну не горячись. Жаль их, конечно, а чего это они повели бойцов в атаку? Что, больше некому?

— Так это же козел Гордов обозвал их трусами, паникерами и погнал в передовую цепь.

— М-да, ну ты меня понял, Александр Тихонович. Жду от тебя ответа.

— Когда?

— Сегодня, и как можно быстрее. И еще, по возможности постарайся, чтобы командиры изложили свои оценки деятельности командующего в письменном виде.

— Не обещаю, Миша. Но сделаю все, что в моих силах, — заверил Никифоров.

Положив телефонную трубку на аппарат, он чертыхнулся в душе, затем вызвал дежурного по отделу капитана Журбу и распорядился, чтобы к нему в кабинет прибыли секретарь Хрипливая и сотрудники, находившиеся в отделе. Не успели стихнуть шаги Журбы в коридоре, как в кабинет один за другим зашли Хрипливая, Буяновский, Иванов и Богданов. Кивнув на стулья, Никифоров обратился к Хрипливой:

— Тоня, ты чем сейчас занимаешься?

— Оборудую секретную часть, но помещений не хватает. Александр Тихонович, я даже не знаю, куда девать архив, — доложила Хрипливая.

— Долго! Долго ты с этим возишься!

— Так нас всего двое, а сейфы и ящики тяжелые. Нам бы…

— С этим потом! — перебил Никифоров. — В каком состоянии шифросвязь?

— Работает.

— Как канал связи с Особым отделом фронта?

— Устойчивый.

— Значит, так, Тоня, проверь его еще раз! Отправь контрольную шифровку в отдел фронта! — распорядился Никифоров.

— Есть! — приняла к исполнению Хрипливая и уточнила: — Работать на основном или резервном ключе?

— На резервном, ты что-нибудь отправляла?

— Нет.

— Тогда на резервном, меньше вероятности утечки информации, — принял решение Никифоров и потребовал: — Постоянно находиться в отделе и быть готовой направить шифровку лично на начальника Особого отдела фронта старшего майора госбезопасности Селивановского. Все ясно?

— Так точно!

— Все, свободна, Тоня! — отпустил ее Никифоров и обратился к сотрудникам: — Товарищи офицеры, до конца дня, нет, через три часа представить мне доклады о положении наших частей на фронте, реакции командиров на распоряжение и приказы командующего фронтом генерал-лейтенанта Гордова! Задача ясна?

Сотрудники переглянулись. Буяновский, помявшись, решился сказать:

— Александр Тихонович, так по этому вопросу позавчера мы уже представляли информацию.

Никифоров нахмурился и буркнул:

— То было позавчера, а это сегодня.

— Собрать за три часа, но это же нереально, Александр Тихонович. Дайте время хоть до утра, — взмолился Буяновский.

— Нет у нас этого времени, Гриша! — отрезал Никифоров и потребовал: — Товарищи офицеры, обращаю ваше внимание на то, что информация должна быть выверенной на 100 %! За липу ответите головой!

После затянувшейся паузы Богданов набрался смелости и спросил:

— Александр Тихонович, информацию надо представить в виде докладной или можно дать копии агентурных сообщений?

— Нет! — отрезал Никифоров и категорично заявил: — Только в виде рапортов командиров частей, начальников штабов и других должностных лиц.

— Как так?!.. Они же не самоубийцы! Их же потом Городов… — у Богданова больше не нашлось слов.

— А вот так, Коля! Я что, не ясно сказал: от командиров частей и начальников штабов!

Лица сотрудников вытянулись. Никифоров поморщился, так как отдавал себе отчет, что в условиях постоянно меняющейся обстановки на линии фронта и непрерывных атак противника выполнить его задачу в столь сжатые сроки было практически невозможно. Более того, это должна быть не просто информация о том, что такой-то боец вынашивает изменнические намерения или раздолбай командир артиллерийской батареи по ошибке накрыл огнем свое подразделение пехоты. Информация должна ударить по самому командующему Гордову. В случае осечки под ответный удар попадал бы не только один Селивановский, а и все те начальники отделов армий, кто представил информацию. Никифоров лихорадочно искал выход из положения.

Из глубины памяти всплыло сообщение агента «Славянского». В