Я решил, что с меня довольно, и сказал Джун: «Я собираюсь разорвать свой контракт и вернуться в Париж. Мне все равно, что они сделают. Мы возьмем Porsche, пару чемоданов и уедем отсюда». – «Знаешь, Хельмут, ты идешь на ужасный риск, – заметила она. – Если ты разорвешь свой контракт, то больше никогда не сможешь работать на Condé Nast». (Корпорация, владеющая журналом Vogue.) «А мне плевать, – ответил я. – Все хорошее когда-нибудь заканчивается». За месяц до окончания моего контракта, я сказал Одри Уизерс, что уезжаю. Она с пониманием отнеслась к моему решению; думаю, Одри была рада избавиться от меня. Мы отправились в Париж, нагрузив Porsche нашими немногочисленными пожитками.

В то время перелеты из Англии во Францию и обратно были сплошным удовольствием. Существовала авиалиния под названием Silver City, принадлежавшая одному австралийцу и совершавшая рейсы из Ле-Туше во Франции до Лидда на южном побережье Англии. Я подъехал прямо к самолету, где в грузовом отсеке машины соединили цепями – примерно по пять штук в одной партии, – а потом автовладельцы и пассажиры расселись в задней части самолета на самых простых сиденьях. На перелет через Ла-Манш ушло не более двадцати пяти минут, и было слышно, как автомобили бьются в переборку, когда самолет стал заходить на посадку.

В Париже мы с Джун выбрали гостиницу под названием Hôtel Boissy d’Anglas на рю Буасси-д’Англа. Она шла параллельно рю Ройяль и была уютной улочкой с замечательными маленькими ресторанами. Мы получили лучшую комнату (единственную с ванной) за пятнадцать франков в день, включая завтрак: кофе с молоком, круассаны и все остальное. Пол в комнате был слегка наклонным, поэтому когда вы вставали с постели, нужно было подниматься вверх, чтобы добраться до ванной и туалета. Впоследствии мы нашли квартиру в Шестнадцатом округе Парижа, на углу авеню Моцарт и рю Жасмин.

У нас никогда не было достаточно денег, чтобы одновременно внести очередной платеж за квартиру и съездить куда-нибудь на выходные. Помню, однажды на Пасху я обратился к Джун: «Что будем делать? Устроим себе праздник или заплатим за квартиру?» Она ответила: «Давай устроим праздник, а квартплата подождет». Посреди ночи мы погрузились в наш шикарный автомобиль и отправились в Швейцарию, в маленький городок Сент-Керк. Мы могли позволить себе мясо лишь раз в неделю и пили дешевое столовое vin de Postilion по одному франку за литр.

Я обошел издательства парижских журналов с папкой, где хранились образцы работ, и получил несколько предложений и несколько отказов. Одна из неудач случилась в журнале Еllе. Там я столкнулся с Питером Кнаппом, всемогущим главным художником, и его любимым фотографом Фоли Элиа. Они пролистали фотографии, поблагодарили меня, и сопровождаемый их приглушенным смехом я пошел к выходу по коридору. Много лет спустя Питер признал, что мои снимки были очень хороши в смысле техники исполнения.

В конце концов я получил приглашение от Jardin des Modes. Главного художника этого журнала звали Жак Мотэн, а главным редактором была мадам де ла Вилюшетт – женщина, которую я просто обожал. В то время Jardin des Modes считался в Европе самым революционным журналом мод. Первоначально он назывался La Gazette du Bon Тоn и какое-то время принадлежал корпорации Condé Nast, которая затем продала его. Он был основан знаменитым редактором Люсьеном Фогелем.

Я не говорил по-французски, и, когда сотрудники журнала стали звонить мне по утрам, я не понимал, о чем они говорят. Тогда я стал ходить по кабинетам, поскольку надеялся, что смогу лучше понять людей при личной встрече. Это были захватывающие дни – я постигал премудрости модной фотографии у тех парижан, которые знали в этом толк.

Мадам де ла Вилюшетт была похожа на линкор своим выдающимся носом. Одевалась она на старомодный манер. Она проплывала по кабинетам издательства и время от времени, встретив меня, мыкающегося в ожидании задания, поднимала палец, смотрела на меня и говорила: «Ньютон, Ньютон, pensez à l`esprit de la mode – l`esprit de la mode surtout» [13] , после чего я пытался выяснить, что это значит.

Я многое узнал от француженок – и молодых, и пожилых. Женщины, работавшие редакторами в модных журналах, были не только осведомленными, но и очень привлекательными. Помню Пегги Рош, словно сошедшую с экрана в своей узкой черной юбке и плотно облегающем черном свитере с широким отворачивающимся воротником. У нее был изумительный силуэт, с совершенной (по моим представлениям) грудью, и красивые ноги. Другой звездой была Суазик Кальде, впоследствии ставшая главным редактором журнала Elle. Когда она стала «молодым модным редактором» в Jardin des Modes, все пришли в трепет от этой новой секс-бомбы.

По утрам, когда я рано выходил на задания, я обычно спускался вниз и выпивал чашку кофе в маленьком кафе на углу. В Париже едва ли не на каждом углу можно найти маленькое кафе. Представьте картину: лето, семь часов утра, по сточному желобу бежит чистая вода. Забавные бетонные желобки похожи на крохотные дамбы, и кажется, что по улице течет маленькая река. От воды восхитительно пахнет свежестью, восходит солнце, озаряя картину великолепным светом, я стою возле бара и пью кофе. Заходившие в кафе рабочие утренней смены спрашивали «un petit blanc» и выпивали по паре стаканчиков белого вина, прежде чем отправиться на работу.

Утром в Париже все смешивалось. Можно было видеть заводских рабочих, шагающих рядом с девушками, торопившимися на службу. Это было здорово, как будто оказался во французском кинофильме. Мне никогда не хотелось оказаться в английском.

Как фотографу мне было радостно наблюдать за этой жизнью. Я жил в обстановке, где все восхищало меня – даже шум уличного транспорта, даже автомобили и автобусы с платформой для стоячих пассажиров в задней части. А запах сигарет Gitanes? Каждая парижская мелочь доставляла мне радость. Я учился моде у французов. У них она в крови.

Как известно, я заинтересовался проституцией с семилетнего возраста, когда брат показал мне Рыжую Эрну. В продажных женщинах для меня есть нечто возбуждающее. Особенно меня возбуждали места «торговых рядов», когда можно пройти по улице мимо двухсот или трехсот проституток, из которых не менее половины очень привлекательны.

Рю Сен-Дени была улицей проституток и маленьких гостиниц. В каждом кафе, в каждом маленьком баре было полно шлюх. Это очень длинная улица, но не похожая на «квартал красных фонарей», потому что здесь продолжается нормальная жизнь. Люди живут в маленьких домах с меблированными комнатами, расположенными между барами и гостиницами. Женщина, выходящая за покупками вместе с ребенком, проходит мимо строя проституток – так здесь заведено, и это никого не беспокоит. Грех естественным образом перемешан с повседневной жизнью.

У проституток был необыкновенный стиль одежды. Даже они обладали врожденным чувством моды, которое проявлялось в уловках для привлечения клиентов. Одежда служила признаком и орудием их ремесла.

Помню, как меня поразила одна уличная красотка, наряженная в белое подвенечное платье с вуалью. Многие носили высокие блестящие сапоги на манер офицерских, цепи на шее и запястьях, с непременным хлыстом в руках. Некоторые одевались весьма эффектно. Женщины от пятидесяти лет, действительно потасканного вида, тем не менее пользовались большим успехом. Многие мужчины выбирали именно таких женщин, наверное, потому, что они напоминали их матерей, жен или уж я не знаю кого. Иногда я из любопытства заходил к проституткам и осматривал их комнаты – чрезвычайно бедные, крошечные и обшарпанные, со старомодными покрывалами в цветочек на кроватях.