.

Проспаться и протрезветь не успеваю. Открываю глаза и вижу, как потолок то прыгает, то закручивается спиралью. Климат-система не включилась и теперь в воздухе висит пар и кислый запах Шуи. Темно в спальне, рядом кто-то сопит и дышит, а я пытаюсь вспомнить, не напились ли мы вчера с Публием настолько, чтобы я приволок в особняк женщину? Вроде разговоры были не о том. Раздеться до домашних штанов я успел, а что было дальше? Храпит. Вряд ли это женщина. Поворачиваюсь на матрасе на бок, давая объемному датчику повод сработать и выкрутить прозрачность окон на максимум. Лучи светила освещают комнату и спящего рядом со мной на матрасе Публия. Отлично! Утренние объяснения с капризной красоткой не состоятся.

От Шуи мучает жажда и я бреду в ванную глотать холодную воду из крана. Долго потом держу голову под струей, но трезвее не становлюсь. Надо было больше пить! Провалялся бы в отключке до вечера, а так промаявшись кошмарами, теперь буду слоняться по этажу и вздрагивать каждый раз, когда почудится стук женских каблуков по паркету. Не вернется она. Я устал думать, что я сделал не так, в чем виноват. В живых должен был оставить убийц, чуть не задушивших во сне мою любимую женщину? Или что? Если так хотела в город съездить, почему мне не сказала? И Рэм промолчал, что просилась. Когда не надо лысого соглядатая не заткнешь, а тут поразительная сдержанность. Выключаю воду и вываливаюсь через открытую дверь обратно в спальню. Назо спит, и будить его почти зверство, пусть отдохнет. Телефон я еще вчера отключил, Флавия предупредил, никто не должен беспокоить. Виликусов сегодня тоже не будет, а потому иду на кухню и встаю к плите.

Можно, конечно, достать все, что есть в холодильнике и съесть, но это скучно. Тесто на лепешки я и с закрытыми глазами заведу, а пожарить их много ума не надо. Смешиваю, как положено сначала жидкие ингредиенты, а потом засыпаю муку. Солю всегда на глаз, но на белую горку вместо прозрачных кристаллов соли падает три щепотки смеси перцев, красной пылью разлетаясь по чашке. Тьер, надо же было перепутать. Верно говорят, что нет ничего опаснее для пищеварения, чем злой повар. Или пьяный, как в моем случае. Размешиваю тесто ложкой, рисуя цветные узоры. Плевать, пока не пожарю - не узнаю, съедобно или нет. Масло скворчит в сковородке и от аромата жареной лепешки сводит пустой желудок. Цепляю пальцами раскаленный кругляш прямо из пузырящегося жира и откусываю. Нормально, даже интересно. Дэлии бы понравилось.

Думал, что готовка успокоит, но как бы не так. Адреналин снова подскакивает, жара от плиты не чувствую, озноб бьет. В моем пустом доме теперь всегда будет зима. Инеем ляжет пыль на кожаные диваны и паутиной, как изморозью пауки заплетут углы. Так долго искал свою женщину и остался один. Головой в стену буду биться - не поможет. Позову назад - не вернется. Отомстила мне Вселенная за всех, кого в бездну отправил. Теперь сам рад там оказаться.

***

Запах жаренных лепешек на весь особняк. Понятно, куда делся Наилий. Тру опухшие глаза и щурюсь на циферблат на стене. Первая половина дня, мало мы спали. От слабости шатает даже лежа, а от привкуса Шуи тошнит. Обещал Диане позвонить утром и проспал. Извелась там уже, наверное, сидит с листами в руках и ждет страшных предсказаний о моей смерти. Вешаю гибкую дужку гарнитуры на ухо и набираю с планшета номер стационарного телефона в квартире.

- Публий! - выкрикивает она в трубку, а я морщусь от громкого голоса.

- Диана, я задержусь, - сравниваю в уме степень опьянения и оставшийся во фляге напиток, - до вечера. Не скучай, сходи в город погулять, карточка в кармане...

Но мудрец взволнованно перебивает.

- С тобой все в порядке? У тебя странный голос.

- Я пьян, милая, - говорю и чувствую, как улыбка растягивает губы, а голос становится ласковым, - мне чуть хуже, чем отлично. Я тоже соскучился с этими сменами, дежурствами бесконечными. Потерпи, я скоро вернусь.

Мудрец вздыхает, и я представляю, как запускает пальцы в кудри, пытаясь разделить тугие пружинки. Всегда так делает, стоя в коридоре у телефонного аппарата.

- Делай, что должен, - шепчет она, - а я буду ждать. Я люблю тебя, Публий.

- Я тоже тебя люблю, - эхом повторяю и молча слушаю короткие гудки. Аромат жаренного становится резче, оборачиваюсь и вижу Наилия с тарелкой в руках и плотно сжатыми губами. В глазах лихорадочный блеск, а вместо генеральской осанки - понуро опущенные плечи.

- Наилий?

- Уезжай домой, - глухо говорит он, - к любимой женщине. Не надо здесь со мной. Я давно не кадет, стреляться не буду.

Значит все слышал и гадай теперь о чем подумал. Помню, как невыносимо было мне смотреть на влюбленные пары в парке, слышать их воркование, видеть, как целуются украдкой. Каждая чужая улыбка как ножом по незаживающей ране. Напоминание о том, чего у тебя нет, и никогда больше не будет. Это не зависть, а боль.

- Куда я пьяный поеду? - пытаюсь отговориться, но в генерале включается полководец.

- Я распоряжусь, тебя отвезут и машину к медцентру пригонят.

А он тут остальные комнаты разнесет? По дрожащим пальцам понятно, что ничего не прошло и внутри по-прежнему клокочет, каким бы спокойным не выглядел. Проклятое интернатовское воспитание. Мертвецы разговорчивее. Всю ночь из него тянул, как мог, а он о службе, да о службе.

- Наилий, я никуда не поеду, - отвечаю твердо, насколько позволяет заплетающийся от Шуи язык, - ты пить будешь? Садись, сейчас налью. Один собрался все эти лепешки есть?

Упрямее генерала разве что я и Рэм. Наилий наклоняет голову, а я наоборот сажусь и вытягиваю спину. Если решит силой вытолкать - будет ему несостоявшаяся драка. Для поединка мы оба слишком пьяны. Но с генералом и правда что-то не так. Никогда бы не узнал в этом тихом и раздавленном цзы'дарийце того майора Лара, что прилетел на равнину с горного материка. Зубами выгрызал своё генеральское звание. В спину летело не только издевательское «горный мальчик», а он всегда держал её прямо. Неужели сейчас из-за женщины вот так? На самом деле влюбился?

- Уезжай, - тихо повторяет он, - я сам.

- Катись в бездну! Сам он, - дергаюсь и вскакиваю на ноги, едва удержав равновесие. В глазах темнеет, но я успеваю схватиться за тарелку с горячими лепешками. Боль от ожога разгоняет темноту в глазах.

- Садись! - приказываю, окончательно обнаглев. - Поедим и будем убираться. Давно мусор выносил и тряпкой махал, Ваше Превосходство?

Наилий подчиняется, усаживаясь на матрас. Шарюсь в обломках, выискивая, что можно положить на колени вместо стола. По деревянным останкам уже не угадаешь, тумба была или изголовье кровати, но сойдет. В походе в полях есть удобнее, чем в разгромленной спальне генерала. Зато лепешки обязаны быть вкусными. Откусываю первую и чувствую, как от перца на глаза наворачиваются слезы. Икаю и давлюсь, бессмысленно высматривая, чем можно запить, а Его Превосходство вдруг широко улыбается.