– Федя, ты чего? – удивленно спросила Юля. – Тебе нехорошо? Ты такой бледный.

– А?.. Да все прекрасно. Кажется, в глаз что-то попало. Пойду – промою.

И он поспешил к мужскому туалету.

* * *

У входа в новый конгресс-холл «Танит-Групп» гостей встречал квартет магрибинских скрипачек под управлением всемирно известного виртуоза мультиинструменталиста, композитора и аранжировщика Ари Хатуля. Вообще-то в свидетельстве о рождении маэстро значилось немножко другое имя, а именно Лев Александрович Кошкин. Псевдоним Ари Хатуль Лёва Кошкин взял, будучи студентом Московской консерватории. Причина для «раскрещивания» была романтическая и оттого несколько дурацкая.

На первом курсе молодой, но очень перспективный музыкант встретился на вечеринке в центре новейшего искусства с дочкой топ-менеджера «РосНафты» – второй после Нефтеальянса нефтяной компании России Машей Абрамцевой.

Маша затащила музыканта на лестницу в подвал, скрывавшуюся в узком проходе за огромным красно-коричневым кубом с размашистой золотой надписью «Рашка», и там проделала с ним такое, о чём сам Лёва даже и мечтать не смел. Отдышавшись, Маша поинтересовалась его именем, после чего потребовала в качестве непременного условия дальнейшего доступа к телу взять себе звонкий псевдоним. «Ну, что это такое – Лёва Кошкин? – возмущалась Маша – Это же совершенно невозможно! Это как будто какого-то грязного егеря в шапке ушанке в лесу зовешь! И нельзя даже в приличном месте сказать… Ты с кем спишь? С Лёвой Кошкиным! Фу, какая пошлость!»

Лёва немедленно согласился. Тогда Маша сунула ему в нагрудный карман визитку и, пока он поправлял штаны, упорхнула прочь. Следующее их свидание состоялось через пару недель в каком-то полуподвальном центре новоизобретенной древней бурятской борьбы «Дуа-моно». Лёву, всю жизнь избегавшего мест массового скопления спортсменов, несколько напугали многочисленные потно-мускулистые юноши и девушки, сплетавшихся в довольно причудливых позах. Поэтому он как-то совсем нерешительно заявил Маше:

– Мне кажется, я нашел очень звучный псевдоним. Яков Драхенблют.

– Ну… – скривилась Маша – Яше Трахтенблюму я точно не дам! – И она отправилась по-бурятски сплетаться на татами с белобрысым клубным инструктором.

За следующий месяц Лёва перебрал ещё десятка три имён на германский и испанский манер, но все они были отвергнуты Машей. И только когда совсем потерявший от полового желания голову молодой скрипач заманил Машу на самое высокое в мире колесо обозрения в «Паркъ Maximъ», и там, на высоте двухсот двадцати метров над землей продемонстрировал ей на своем юникоме оригинал-макет афиши, где черным по белому было начертано «солист Ари Хатуль», Маша сдалась. К тому моменту, когда кабина опустилась вниз, бывший Лёва Кошкин был восстановлен в правах дерзкого любовника совершенно и полностью.

С Машей Абрамцевой молодой музыкант расстался меньше чем через год, а псевдоним остался. Под этим псевдонимом бывший Лёва выиграл несчетное количество музыкальных конкурсов, и стал одним из самых высокооплачиваемых музыкантов мира.

Впрочем, поскольку мама Лёвы Кошкина была чистокровной ашкенази, а папа потомственным кларнетистом, то, в строгом смысле слова, Ари Хатуль был и не псевдоним вовсе, а вполне себе настоящее имя еврейского музыканта с международной известностью, как оно звучало бы, родись он в Земле Обетованной.

* * *

Лия пришла в концертный зал за несколько часов до начала презентации, надеясь, что здание будет ещё практически пустым, но, к её удивлению, на входе уже вовсю пилили скрипачки Ари Хатуля. Когда Лия только ехала сюда, её снедала неуверенность, но чем больше она поднималась и спускалась по витиеватым лестницам, тем больше её наполняло приятное, согревающее чувство удовлетворения. На каждом шагу она встречала подтверждение своего оригинального таланта, и эти подтверждения были не то, что зыбкие печатные метафоры гениального стихотворца. Каждое из них можно было потрогать, ощутив под ладонью прохладу стекла или металла, гладкость пластика, тепло дерева.

В огромном главном зале было три небольших бассейна и в каждом плавали пестрые резиновые зверюшки – практически весь ассортимент «приличных» товаров корпорации. Утки поворачивали головы и пробовали клювами воду, за ними гнались зайцы на лыжах, перебирали лапами щенки, монотонно жевали сено водоплавающие коровы, качались на воде лотосы и кувшинки… В один из бассейнов добавили немного пены для ванн, и в нем сновали крокодилы, хлопающие пастями, и не дающие пене осесть. Над головой на невидимых нитях разной длины висели экзотические птицы, а на сцене стоял стеклянный стол, в виде гигантского нераспечатанного презерватива в индивидуальной прозрачной упаковке, как будто презерватив был пойман и увековечен древесной смолой, как муха в янтаре. В круглых стульях тоже угадывались резиновые гаранты безопасного секса, только уже без упаковок.

Мимо Лии беспрестанно сновали сотрудники «Танит-Групп» и официанты, заканчивающие последние приготовления к празднику, время от времени кто-то из них подбегал к Лие, и предлагал кофе, соки и бутерброды.

Наконец начали съезжаться гости – сначала лучшие сотрудники «Танит-Групп», потом кое-кто из руководства, а потом и топ-менеджеры компаний-партнеров. От скуки Лия, завидев, как они идут от входа, загадывала их должности, а когда они приближались, читала бейджики и проверяла себя. Ошибалась она редко, не чаще чем один раз из двух – и это не удивительно, ведь её аура было ярко-синей, что говорит о хорошо развитой интуиции…

Наконец, какой-то маленький, юркий, лысый человечек – руководитель отдела внешних контактов – узнал Лию, подскочил к ней, и полилась горячая карамель поздравлений. А следом за ним появился Хлор (так Лия обзывала про себя Жреца, поскольку тот был такой же белесый и так же обеззараживал все вокруг). С появлением Хлора-Жреца, маленький человек запнулся, замолчал и почтительно склонил голову, как будто напрашиваясь на благословение. Жрец скупо улыбнулся, и стал говорить о том, что первой приметой совершенно удачной реализации проекта он считает солнечную погоду, которая позволит без всяких сложностей разрезать красную ленту у главного входа в здание.

– Говорят, что по погоде в день рождения можно судить о характере – продолжал Жрец, – и, судя по сегодняшней погоде, характер у нашей корпорации совершенно ангельский.

Лия вежливо улыбнулась.

– А теперь позвольте представить вас некоторым из наших партнеров.

Здоровяк с массивной шеей, торчащей из белоснежного воротничка, как голова поросенка торчит из белоснежных салфеток, которыми украшено блюдо, сдержано нахваливал здание, Лия улыбалась, смиренно пережидая эту скучную словесную тираду. И тут за спиной мужчины ей померещился знакомый силуэт. «Андрей? Неужели пришел?» – неуверенно обрадовалась Лия.

– А балкончик – это вы сами придумали, или это какой-то классический архитектурный элемент?

– Балкончик? Вы, наверное, имеете в виду террасу? Да, это я её придумала. Мне хотелось, чтобы было такое место, откуда можно увидеть сразу весь зал, – Лия быстро перевела взгляд за спину здоровяка, но никого похожего на Андрея там уже не было.