В зависимости от общего количества ведомых и ширины улицы или дороги пленных выстраивали в колонну, состоявшую из трех или пяти рядов: по пять – при большом количестве конвоируемых и при широкой дороге или улице. Число конвоиров, естественно, определялось количеством людей в колонне. При работе пленных на производстве охранником мог быть мастер или прораб, которого обязывали следить за подчиненными ему людьми, чтобы они не убежали.

Такой немец стремился, чтобы его подопечные не отлучались далеко с рабочего места. Иногда он каким-то образом обеспечивал свою группу дополнительным питанием и куревом и, как правило, старался быть с ними возможно человечнее. Все знали: если кто-то убежит, то он и его семья сильно пострадают. Если этот человек хорошо относился к пленным, то ему сочувствовали. Но встречались и скверные прорабы – ярые нацисты. Бывали случаи, когда они избивали пленных, и тогда часовым приходилось вступаться за своих подопечных.

…Скоро мы оказались на небольшом железнодорожном вокзале. Конвоир завел нас в хвостовой вагон пригородного поезда с жесткими скамейками. Как только поезд тронулся, конвоир, успокоившись и поставив винтовку на пол, вдруг начал тихо напевать популярную у немцев грустноватую песню со словами: «Стоит солдат на берегу Волги и думает о своем отечестве…» И так он ее спел несколько раз. Мне приходилось слышать эту песню и от других немецких солдат, по-видимому таким образом глубоко переживавших за товарищей, сложивших свою голову под Сталинградом…

Кроме нас в том же вагоне разместились гражданские пассажиры и военные, аккуратно одетые немки, а также дети, среди которых некоторые были в форме гитлерюгенда. Все эти пассажиры с любопытством поглядывали на нас.

На одной из станций мы заметили двух советских военнопленных, которые на тележке везли какой-то груз. Они работали совсем без охраны. Это дало нам повод предположить, что и нам повезет, как и этим соотечественникам.

В общем, ехали мы, разговаривая и глядя в окно вагона, гадали, будут ли нас чем-то кормить, когда прибудем на место назначения, так как всем очень сильно хотелось есть. Наконец часам к двенадцати мы приехали в Дрезден на Нойштадтский вокзал. Я сразу обратился к конвоиру с просьбой, чтобы он свел нас в вокзальный туалет. Конвоир согласился, но с условием, что никто не убежит. Я перевел эти слова по-русски ребятам, и те заверили, что все будет в порядке. Тогда конвоир привел нас к этому «заведению».

У меня еще оставались при себе три сигареты Medium. И пока мы ждали следующего поезда, на котором, по словам конвоира, нам предстояло ехать до конечного пункта, я закурил одну из них, а вторую – отдал конвоиру. Он взял ее с великим удовольствием и дал мне взамен немецкую.

Скоро точно такой же поезд, на котором мы приехали в Дрезден, прибыл от Главного вокзала, и мы быстро заняли задние купе в последнем вагоне. Наш поезд следовал через Радеберг (известный «пивной» город), Арнсдорф, Гроссрёрсдорф и Пульсниц. Конечной остановкой был город Каменц. С 1969 по 1988 год я шесть раз посетил Каменц, один и с членами моей семьи, и тогда и партийное, и административное руководство города и округа с тем же названием прекрасно меня принимало.

Город издавна славился предприятиями, производящими тонкие сукна, разнообразные глиняную посуду и украшения, стекло и стеклянные изделия, металлические детали для машин, некоторые машины, а также прекрасное и только Каменцу присущее по вкусу пиво. В черте Каменца имелись каменные карьеры (отсюда, наверное, и славянское название города) по добыче серого и черного гранита, который обрабатывали в местных мастерских.

В Каменце имелось два больших военных городка. Первый из них, старый и главный, – для танковых, противотанковых и пехотных подразделений, а второй, новый (рис. 3 во вклейке), – только для военно-воздушных сил. Туда и привел нас – пленных – конвоир. Мне и моим товарищам приходилось работать на северной окраине города, где расположена грузо-товарная железнодорожная станция Каменц (Саксонский) – Северная.

…Высадившись из вагона на вокзале города Каменц, взяв в руки шинели, построились в колонну (я опять стал первым левофланговым) и зашагали под гору по мостовой до улицы Казарменной, на которой располагался военный городок. Затем пошли дальше на север по той же улице. Конвоир шел, как и раньше, по правому тротуару улицы.

Так как на мне были черная кубанка с красным крестом сверху, красивый и хорошо прилегающий к телу мундир британского военнослужащего, широченные брюки и ботинки с шипами, производившими шум, прохожие обращали на меня особое внимание. Мы прошли мимо военного городка за высокой кирпичной стеной со светло-серыми четырех– и пятиэтажными кирпичными домами, затем миновали товарную железнодорожную станцию Каменц-Северная с двухэтажным складом и штабелями строительных материалов. На другой стороне станции было поле. Наша колонна остановилась у контрольно-пропускного пункта (КПП) военно-учебного аэродрома, огороженного рядом колючей проволоки. Однако самолетов на аэродроме не было видно: возможно, они находились в ангарах.

Рядом с КПП слева и справа находились три больших серого цвета кирпичных трехэтажных дома с традиционной для Германии островерхой крышей из ярко-красной черепицы. В них размещались: командование аэродрома, учебные аудитории и кабинеты, клуб для военнослужащих. Один из гаражей был превращен в лагерь для рабочей команды советских военнопленных, к которым предстояло присоединиться и нам. В большинстве бараков проживали курсанты и военнослужащие аэродрома. Конечно, мы быстро узнали расположение наиболее важного для нас барака, где продукты выдавали непосредственно на руки и где находились кухни. В медико-санитарной части обслуживали как немцев, так и военнопленных, а также пригнанных из Советского Союза гражданских лиц. Среди последних были пять девушек из Курской области, занимавшихся в основном выращиванием овощей на пустырях за аэродромом.

На аэродроме нас встретил унтер-офицер, одетый в форму пехотинца, но без оружия. Его фамилия, как я потом узнал, была Петцольд. Раньше он был школьным учителем, а теперь служил заместителем коменданта лагеря советских военнопленных. Конвоир передал нас унтер-офицеру и, ничего не сказав нам на прощание, уехал.

Скоро из большого гаража вышел фельдфебель Пауль Хебештрайт, фамилия которого означала в зависимости от ситуации «Поднимай спор» или «Гаси спор».

Как и унтер-офицер Петцольд, он был средних лет и среднего роста, тоже одет в форму пехотинца без шинели и в полугалифе. На ногах у него были скрипучие воинские ботинки и высокие, до колен коричневые краги из толстой свиной кожи. На голове сидела фуражка с высокой тульей. Он был курносым и голубоглазым, имел большой живот и очень свирепое лицо. На широком кожаном ремне висел спереди слева заключенный в кожаную кобуру пистолет. Фельдфебель посасывал толстую сигару. За фельдфебелем возникла тщедушная фигура пленного русского переводчика. Он был одет в стандартный серый джемпер немецкого солдата и темно-зеленые брюки навыпуск, которые носили советские военнопленные. Кроме указанных лиц, у ворот гаража появилось несколько любопытствовавших – «старых» военнопленных.