Уличные песни

Править значило оповещать, уведомлять обо всех важных событиях царствования и их действующих лицах, о близких и доверенных людях короля. Повсюду, особенно в Париже, на улицы и площади выходили певцы, чтобы в песенной форме сообщить о добрых новостях и событиях, «кои дошли до нас (короля) и случаются каждый Божий день ко благу нашему и наших владений». Думать, будто городское простонародье ничего не знало о событиях — битвах и осадах, встречах принцев и их совещаниях, судебных процессах и мирных договорах — и что оно не должно было принимать чью-либо сторону, радоваться или возмущаться, значило бы недооценивать роль уличных певцов, искусно умевших взволновать толпу, покрыть славой или предать анафеме, — в общем, «сформировать общественное мнение». Что угодно могло послужить поводом к сочинению стихов или баллад, которым было несть числа, хотя хронисты, а тем более историки, о них, как правило, умалчивают. Отыскать их теперь непросто. Почти все они были или стали безыменными; они не привлекали к себе такого же внимания, как поэмы сочинителей, снискавших хорошую репутацию. Некоторые передавались из уст в уста, со вставками и изменениями на злобу дня или по воле исполнителя, и никогда не записывались. Тексты, дошедшие до нас по чистой случайности, обычно в сборниках разнообразного содержания, трудно читать; ссылки и аллюзии можно расшифровать только после пристального изучения. Но это драгоценные свидетельства того, каким образом новости доходили до широких масс и могли быть «приглажены» и идеологически обработаны.

Сочинители и исполнители песен получали информацию сразу и без труда. Велась ли война или сохранялся мир, актеры не всегда оставались простыми исполнителями; многие из них говорили или писали своему господину, своим родственникам и друзьям, чтобы представить свою ангажированность в благоприятном свете. В 1465 году, после победы, сам Людовик XI приехал из замка Монлери в Париж поужинать в особняке Шарля де Мелена «со многими вельможами, девицами и горожанами», которым он «поведал о своих приключениях в прекрасных и жалобных словесах, от чего все залились слезами».

В политическом плане уличные песни поддерживали древнюю традицию зрелищ, увеселений, непочтительных стишков и памфлетов, в которых содержались нападки на известных людей. Такими были игры судебных писцов при Парижском парламенте, чье «королевство» было признано Филиппом Красивым в 1303 году: трижды в год они устраивали шутовские процессии, пантомимы и маскарады и представляли на перекрестках фарсы, моралите и соти. Таким же играм предавались студенты и преподаватели Парижского университета, сочиняя баллады, рондо и эпиграммы на дурных слуг короля, а по сути — на всех, кто им не нравился. Университет в лице своего ректора Гильома Фише яростно восстал против отмены Прагматической санкции, возложив ответственность на Жана Балю, епископа Анжерского, который посоветовал королю принять такое решение, за что якобы получил внушительные суммы денег и кардинальскую шляпу от папы Павла И. Балю был арестован 23 апреля 1469 года, посажен в Амбуаз, потом в Монбазон, потом в Озен, и пожалел его лишь один Базен, не преминувший рассказать о его темнице и железной клетке. Однако, вопреки тому, что мы часто читаем, общественность была не на его стороне. Сатира под заглавием «Процесс Балю» — длинная поэма в двадцать девять восьмистиший — бичует его без снисхождения, и автор не выказывает ни малейшего сочувствия к своему герою. В поэме, сочиненной, вероятно, одним из студентов Университета, используются все средства, чтобы унизить епископа и подвергнуть его безоговорочному осуждению. Автор язвительно напоминает о его скромном происхождении:

Отец твой подати сбирал,

А сам ты сеном торговал.

Став душеприказчиком Жана Ювенала дез Юрсена, патриарха Антиохии (умершего в 1457 году), Балю присвоил его Сокровища и разграбил его сундуки:

Ты патриарху за добро

Платил изменою коварной:

Себе взял злато-серебро

И скрылся, тать неблагодарный.

Он предал Шарля де Мелена, который представил его королю и способствовал его возвышению:

Тот, кто тебя ввел к королю,

Пал от твоей руки.

Рассказать о его пороках и злодеяниях значило оправдать вынесенный ему приговор и восславить неизменную справедливость короля:

Король наш мудр,

его Совет Безгрешен;

думал ты напрасно,

Что на тебя управы нет.

Четыре другие, гораздо более короткие баллады выдержаны в том же тоне. Ссылаясь на поучительные примеры, они клеймили предателя, бессовестного, преступного и опасного человека:

О злоязыкий кардинал,

Яд аспида в твоих устах...

О кардинал, лживый и подлый предатель...

Ах, Ганелон, Иуда подлый,

Твоя измена всем видна...

Змей вероломный и лукавый

Закрыл Адаму двери в Рай.

Но вероломства мастер несравненный

Есть кардинал по имени Балю.

Неизвестно, по какой конкретно причине были записаны эти пять баллад. Но тот, кто их записал, поместив в сборнике рядом с трактатом о «притязаниях английских королей на французскую корону» и «Хроникой Нормандии и Бретани», очевидно, придавал им такую же значимость в борьбе идей, как и научным трудам, адресованным иной аудитории. Во всяком случае, заточение кардинала Балю, судя по всему, не вызвало сочувствия — до нас не дошло никаких сожалений по этому поводу.

Песням, созданным, чтобы оклеветать и дискредитировать бургундцев, несть числа. В 1465 году в королевских балладах о сражении при Монлери охотно говорилось о доблести рыцарей, брошенных на штурм графом Карлом де Шароле, однако самого его представляли злонамеренным, жестоким принцем, использующим приемы, недостойные благородного полководца:

Велел он трубам трубить

И бросил громкий клич,

Чтобы всех, взятых в полон,

Лютой смерти предать,

А пощады не ждать никому.

Не все ловкие песенники работали на короля. Верные города сами делали заказы своим поэтам. Турнэ, верный Людовику XI, постоянно подвергался нападкам со стороны соседних городов, покорных герцогу Бургундскому. «Турнейские сказания», написанные в 1466 году в напоминание о бесчисленных злодеяниях и жестокостях бургундских полчищ, воз-вращались в прошлое до 1430 года (осада Компьена) и 1436 года (Динан), однако не пренебрегали и настоящим, и автор в непочтительных стихах потешался над планами крестового похода Филиппа Доброго в 1462—1464 годах и над жалким исходом экспедиции Антуана, бастарда Бургундского, который вернулся в Марсель, потеряв большую часть своего флота.

Карл Смелый был сильно раздосадован и смешон в своем раздражении, когда несчастный беглец Эдуард Английский, изгнанный с трона, укрылся у него, своего шурина, в 1470 году: