Гардарики, Непр. 21 июня 871 года

Когда викинги напали на криве, возбужденно дырявивших копьями мешки с травой, те сначала ничего не поняли. Увлеклись. Они попросту не видели, не заметили, что на них самих напали и чинят умертвия.

Криве стали бить по одному, а когда те опомнились, почуяли некий непорядок, было уже поздно. «Прибалты» закричали, заметались, но куда там… У викингов не забалуешь.

Решил сыграть в любимую игру хольдов и дренгов? Валяй. Но помни, что играть тебе придется по правилам этих самых хольдов и дренгов.

Жестким правилам.

Сыграли с разгромным счетом – шайка криве оставила вокруг костра больше двадцати трупов, а у викингов даже ни одного раненого! Но вот один боец пропал. Эваранди.

Именно пропал. Следопыты нашли его следы, увидели тех, кого Эваранди убил, а потом…

А потом Эваранди кинулся на убегавших криве, когда те отплывали на лодке, или же сами криве набросились на Костю. Дальше – непонятки. Если Эваранди убили, то на воде. Однако ныряльщики никого не нашли на дне вблизи поляны. Труп Эваранди не могло унести течением – кольчуга утянет под воду.

Это приободрило Валерку. По всему выходило, что Костян угодил в плен. Вопрос: куда ушел каюк с пленником?

Хродгейр недолго думал и послал кнорр вниз по течению.

Во-первых, по дороге. Во-вторых, там проживал старый знакомец Йодура Беловолосого – Чагод Шатун. В молодости они немало покуролесили, сражаясь бок о бок в дальних морских походах, а ныне Чагод осел, пацанов наплодил, завел себе настоящий грэнд[46] на берегу Непра. Лет двадцать они с Йодуром точно не виделись, но боевое братство – крепкая штука, куда прочнее родства.

Грэнд Чагода приятно удивил Йодура.

– О как! – хмыкнул он, оглядывая ладный частокол, из-за которого выглядывали добротные крыши… не изб даже, а… как их называют русы? Теремов!

Чагод вышел встречать одинокий корабль и взревел, как истинный медведь-шатун, углядев Беловолосого. Йодур спрыгнул на берег, и Чагод облапил старого товарища, стал тискать его и лупить по гулкой спине.

– Старый сивый тролль! – трубно ревел он. – Где ж ты пропадал столько зим?

– От тебя прятался, бешеный морж! – сипел Беловолосый. – Боялся, что придушишь!

– Га-га-га!

Когда Шатун малость притомился выражать радость встречи, к нему шагнул Хродгейр.

– У нас пропал молодой воин, зовут его Эваранди. Не встречал ли ты его? Следопыты говорят, что его взяли в плен криве…

– А-а! – воскликнул Чагод, будто вспомнив о чем-то.

Развернувшись, он велел привести какого-то Тайдо.

– Тайдо, сын Гинтовта, – тоже из криве, но не разбойник, а трудяга, – объяснил Шатун. – Давеча он рассказывал интересный случай… Да вот и сам Тайдо!

Светловолосый криве в заношенной и чиненой, но чистенькой рубахе, остановился, робея перед целым отрядом викингов.

– Тайдо! Подь сюды. Расскажи нам про того воина, что привез старый Тормейсо.

Сын Гинтовта приободрился.

– Это было в деревне Верхоталье, что выше по течению, – начал он повествование. – У пристани стояли корабли Эйнара Пешехода, уже готовясь отплыть. И тут приплыл Тормейсо на каюке, с ним были братья Конис и Бераусто. Они вывели на причал связанного воина, молодого, то ли из урман[47], то ли из варягов. Тормейсо пожаловался Эйнару, что викинги побили его бойцов, но одного они таки пленили. Эйнар стал расспрашивать воина, и тот сказал, что зовут его Эваранди и что он служил у Гунульфа-сэконунга, а какой-то Бирюк подтвердил это…

– Одд Бирюк! – не выдержал Валерка. – Все точно!

Тайдо досказал историю, и Хродгейр ухмыльнулся.

– Беловолосый, как думаешь, когда Эваранди сбежит?

Йодур задумался, а после тряхнул патлами волос.

– Завтра вечером, – сказал он уверенно.

– Спорим, что сегодня?

– Спорим!

– На что?

– На динар!

– Идет!

* * *

Кнорр не особо задержался – Чагод до того вдохновился встречей со старым боевым товарищем, что решил тряхнуть стариной и отправиться в поход с Йодуром.

Хродгейр, ясное дело, препятствий тому не чинил, а Шатун, оставив грэнд на старшего сына, взял с собой среднего – Инегельда.

И уж неведомо, какой из них радовался больше.

Разумеется, провизии на «Рататоск» приволокли столько, что впору еще один кнорр грузить.

Насколько видел Валерий, папаша не особо «воспитывал» Инегельда. Отдав его под руку Йодура, Чагод вообще перестал обращать внимание на «кровинушку» – воин должен слушаться командира, а не отца.

Отплыли спозаранку.

Днепр, он же Непр, обретал помалу приметы величавости – все набирал и набирал силы, ширился, впитывая воду с необъятных просторов. Деревушки на берегу попадались все чаще – власть Рюрика и его посадников доставала даже до этих мест, пришлый народ селился на пока еще ничейных землях, а исконные хозяева – племена охотников – уходили в далекие леса.

Испокон веку в Поднепровье проживали венеды. Их родичи, переселившиеся на южный берег Восточного моря, сократили имя свое до энергичного «венды» (так его произносили даны и нореги). Греки времен Перикла прозывали их энетами, нынешние ромеи и арабы именовали венедов антами.

Венеды приноровились к чужакам за многие века. Их дремотное житие да старинный уклад не отторгали инородцев, а растворяли их в местных. Лесные жители, венеды, понемножку распахивали угодья в полосе лесостепи, напрямки соседствуя со степняками, только народ в степи менялся. Жили-были там кимры, они же киммерийцы, да куда-то подевались. Их место заняли скифы-сколоты.

И с этими венеды роднились, отдавая своих синеоких дочерей черноглазым кочевникам.

Ушли скифы, пришли сарматы. Всякое бывало – и набеги случались, и прочие обиды, но потом все равно мирились.

На берегу Днепра – Данаприса по-сарматски, – под Лысой горой сам собой сложился торг – сюда сарматы привозили кожи, сыры, кошмы и прочий нехитрый степной товар, меняя на хлеб, на горшки, на изделия кузнецов.

Место это назвали Самбат.

А потом прихлынули гунны. Это был союз довольно-таки продвинутых племен, способных строить города. И они их таки строили, обживали, растили детей, вели хозяйство, однако бродяжья закваска порой выдавала такой сильный позыв, что племена срывались с насиженных мест и, все сокрушая на своем пути, шли дальше на запад.