— Жаль, что именно нам придется мир спасать, — сказал вдруг Иван. — Мне кажется, многие справились бы с этим гораздо лучше.

— Например, ФСБ, — съязвил Василий.

— Не о чем тут жалеть, сын мой, — строго ответил отец Георгий. — И в Божьей мудрости сомневаться не стоит. Уж если этот крест пал на вас, значит, вы можете его нести. А рассуждать о «других» — только лукавого тешить. Итак, сейчас все отправляются отдыхать. Иван, Василий, заберите из времянки свои матрасы и вместе с Яно ступайте в погреб — так мне будет спокойнее. А в три пополуночи, как только прокричит петух, я приду за вами.

На беззвездном июньском небе висела круглая молочно-белая луна. Ее можно было принять за полную, но внимательный глаз разглядел бы неровный краешек: луна продолжала расти. В ее свете были видны и далекие холмы, и лес, и река, и травинки на кочках. Поля промокли от ночной росы; тянуло холодком…

Яно, Иван и Василий следовали за отцом Георгием. Он вел их едва заметной тропой среди заброшенных пастбищ, меж земляничных пригорков, мимо маленькой березовой рощи, в которой располагалось сельское кладбище. Шли молча: после дневного сна «паломники» еще не пришли в себя, хмурились и все время зевали, а Яно, хоть и не сомкнул глаз, был очарован магией ночи. Он прощался с чужим миром, ненадолго приютившим беглеца. Где-то внутри шевелилось сожаление, что ему не удалось пожить здесь подольше. Столько тут всего интересного! Например, эта штука — телевизор… Но может, оно и к лучшему? Пусть все остается как есть: и, если ему удастся прожить сколько-нибудь долго, пусть в памяти навсегда останется и эта дивная ночь, и тихий сумрак сада, и запах сирени…

За плечами болтался полупустой зеленый рюкзак — отец Георгий отдал Яно свой. Там лежали хлеб и жареная курица в фольге, огурцы с помидорами, два коробка — один со спичками, другой с солью; пластиковая бутылка с минеральной водой, чистое полотенце. Все это заботливо приготовила матушка Анастасия, когда отец Георгий сказал ей, что молодые люди отправляются в длительную прогулку — посмотреть местные достопримечательности. Как чувствуют себя вещи, пересекая Грань, Яно не знал, но, судя по тому, что Ключ пронести удалось без повреждений, рюкзаку ничего не грозило. Вооружиться удалось одним только газовым баллончиком — его нашел отец Георгий. Василий ужасно веселился, представляя химическую атаку в мире демонов. Подумывали еще о кухонных ножах, но тут Василий справедливо заметил:

— С ними еще надо уметь обращаться. А мы тут все ни фига, не Рэмбо.

— И то верно. Бог поможет, — сказал отец Георгий. Он тайком от матушки Анастасии взял из буфета серебряные ложки — шесть чайных и три кофейных, с позолотой.

— Вам понадобятся деньги, — сказал он. — А серебро оно везде серебро. Сгодится на обмен.

Иван с благодарностью упаковал ложки в свой рюкзак.

Тем временем тропинка скользила куда-то вниз, теряясь в высокой влажной траве.

— Мы уже близко, — шепнул священник. — Осторожнее, не свалитесь в овраг.

Цепляясь мокрой рясой за ольховые ветки, священник первым прыгнул вниз. И сразу же в ночной тишине послышалось угрожающее шипение, шорохи, шуршание множества узких тел по мягкой земле. Змеи! Все замерли, напряженно наблюдая за действиями отца Георгия. А тот опустился на корточки, развел в стороны огромные лопухи и быстро произнес какие-то слова. Оборотень, глазам которого темнота была не помеха, к своему ужасу, увидел маленькую треугольную головку, поднявшуюся навстречу священнику. Мгновение человек и змея пристально смотрели друг на друга. Потом снова послышался шорох, который сменился тишиной.

— Спускайтесь! — позвал отец Георгий охрипшим голосом. — Змеи уползли. Теперь, Яно, дело за тобой.

— Что делать-то надо? — спохватившись, спросил Василий.

— Просто идите за мной, — сказал оборотень. — Попробуйте расслабиться и не бояться, иначе будет больнее.

Яно спрыгнул на дно оврага.

— Туда! — указал священник. — Ну, все, ребята, с Богом. Удачи!

Овраг был длинный. Яно то и дело оглядывался на спутников, чтобы убедиться, что никто из них случайно не перешел Грань раньше него. С каждым шагом на лице Василия появлялось все более скептическое выражение. Яно уже хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, как вдруг его нога наступила на толстый раскаленный гвоздь. Гвоздь рос, пронзая жгучей болью все тело, и не было сил ни кричать, ни дышать. Тьма подступала к глазам, терялись запахи, звуки; июньская ночь меркла, рассыпаясь огненными искрами… И вот уже сыростью, гнилью, тоской дохнул в лицо печальный осенний лес. Яно снова был в Фенлане.

Катя налила холодной воды из бронзового кувшина в фарфоровую миску и поплескала на лицо. Еще не хватало, чтобы холуи, которые вот-вот принесут ей поесть, застали ее заплаканной. Но слезы против воли катились по лицу — слишком сильной была обида. Никогда еще мужчина не поднимал на нее руку. Никогда она не чувствовала себя такой беззащитной. Не случайно в книгах несчастные девицы сетовали на свою красоту, которая приносила им только несчастья. А она ведь почти кокетничала с этим жутким существом! Ни красота, ни принадлежность к другому миру не спасет ее от распаленного страстью демона. Сейчас она могла полагаться только на хладнокровие и сообразительность. От этого зависела не только ее собственная участь, но и — хотя это плохо укладывалось в голове — судьба целого мира.

Надо бежать. Более того, надо вернуться домой — только там и она, и Ключ будут в безопасности. В фильмах и книгах героям непременно удается бежать из плена. Их стражи проявляют своевременные тупость и легкомыслие, под рукой обязательно находится оружие… Но от волнения у Кати вылетели из головы все кинематографические рецепты побега. Вот разве что… «Кавказская пленница»? Девушка задумчиво уставилась на тяжелый бронзовый поднос под кувшином…

Молодой Грейжек шел по коридору, важно сопя: не расплескать бы вино из графина, не уронить бы тонкий бокал с алой розой. Еще бы ему было не важничать: только неделю назад он плелся за сохой, погоняя тощего мерина. Но старший брат пристроил его в замок герцога Тифлантского, и уже сегодня ему доверили такое важное поручение — отнести еду в комнату пленницы. То, что его хозяин удерживает в замке девушку силой, нисколько не смущало Грейжека. По его представлениям, так поступали все знатные господа.

У самой двери Грейжек, кряхтя, поставил еду на пол, нашарил ключ в кармане куртки. За дверью было тихо — ни слез, ни молитв. Подняв поднос, Грейжек распахнул ногой дверь. Комната была пуста. Сердце крестьянина екнуло: неужто не уследил?!

— Эй, госпожа, — неуверенно позвал он, переступая порог. И тут же в голове у него загудело, комната поплыла перед глазами, и хрустальный графин грянул об пол, со звоном разлетаясь на тысячи осколков.

Опустив поднос, Катя присела над поверженным слугой. Толстый белобрысый парень с глупым веснушчатым лицом и намозоленными огромными ладонями… Такие обычно до старости бывают мамиными любимчиками. Совесть за содеянное девушку не мучила: будет знать, как участвовать в грязных делишках своего господина!