— Хватит, — полицейский расслабился, — одни только слова. Хватит! Сейчас пойдете со мной, а потом...

— Мы не пойдем с тобой, — перебил я Коняева. — До тех пор, пока ты не расскажешь нам все, что знаешь.

— С чего бы мне рассказывать? Да еще и тебе?

Мы с Дитером переглянулись и поняли друг друга без слов. Коняев перестал быть человеком ростовщика и обратной дороги в теплое гнездышко ему больше не было.

— Потому что я даю тебе выбор, — медленно проговорил я, стараясь, чтобы до начальника портовой полиции дошло каждое слово. — Ты можешь сделать так, как просят тебя: привести нас и сдать заказчику. Вероятно, мы закончим, как граф Апраксин.

— Не знаю про графа ничего, — тут же отозвался Коняев.

— Даже если нет — всего одно слово может закончить твою карьеру и лишить тебя твоей пенсии. В лучшем случае. А в худшем — небольшое политическое дело обеспечит тебя тесной камерой до конца твоих дней.

— П-политическое? — недоверчиво спросил Коняев и я понял, что попал в десятку.

— Ты же знаешь, кто я. Простые люди дополнительные паспорта не просят, — добил я его окончательно. — Мне продолжать? Или ты и сам понимаешь, что как только мы выйдем отсюда не по своей воле, с тобой сразу же будет покончено?

Коняев долго молчал. Он думал, а мы с Дитером его не перебивали. Я злорадствовал — по-другому никак не скажешь. Ситуация резко переменилась из-за буквально пары слов. И вот уже полицейского не беспокоят люди в булочной, которые за ним следят.

— Откуда мне знать, что ты не болтаешь эту ерунду просто для того, чтобы меня запугать?

— Ниоткуда. Но ты не веришь и тому человеку, что тебя перекупил? Не отрицай, тебе заплатили.

— Не верю.

— И тебе никто не дал гарантий, что ты выйдешь сухим из воды, даже если все сделаешь так, как надо? — продолжил я. — С нашей стороны официальных претензий не будет.

— Ты закончишь дело с моей машиной и найдешь убийцу Карла, — злобно проговорил Дитер, не отрываясь от Коняева. — И спокойно доработаешь свои годы на этом посту. Может быть, формально. Сохранив лицо, раз тебе это так важно.

— Не слишком убедительно, — покачал головой Коняев, но я чувствовал, что он ломается и уже близок к тому, чтобы переметнуться в очередной раз:

— Доказательство раз, — я раскрыл паспорт так, чтобы он четко видел, что перед ним сидит барон, а не какая-то мелкая сошка.

— Что это за фокусы? — побелел он.

— Так, мелочи, маленькие фокусы, — я убрал документ, осмотрелся по сторонам и положил на стол, прикрыв ладонью, «шершень». — А это маленький фокус два, если первый тебя не убедил.

Когда Коняев в очередной раз взялся за кофе, его рука дрожала. Усы он перепачкал остатками пудры со своей булочки. Зато фон Кляйстер на его фоне смотрелся в сотню раз увереннее. От утреннего нервоза не осталось и следа.

— Уговорили, — Коняев взял тканую салфетку и старательно вытер лицо, на котором уже проступил пот. — Идемте.

— Нет уж, — сказал Дитер. — Сперва ты нам расскажешь все.

Глава 18. Дружеское прощание

Коняев неловко поерзал на мягком, обитом плотной тканью, стуле. Пустая чашка из-под кофе одиноко стояла перед начальником портовой полиции. Он несколько раз посмотрел в сторону людей, что сидели через столик от нас.

Я обратил внимание, что там — трое мужчин. На столике почти нетронутая еда, все трое молчат, перекидываясь едва ли словом, тогда как все остальные болтают без умолку. Их можно оставить здесь, но как их задержать? Да еще всех троих.

Хорошо, что Дитер решил узнать все, что можно. Есть время подумать. Алан в это время спокойно беседовал с официанткой, а я заметил, что с его столика, пожалуй, лучший вид на весь зал. Удачный выбор или он точно знал, что делать.

— Думаю, те трое нас не слышат, — негромко заметил я подвижки Коняева. — Но я понял, что ты хотел сказать. Опиши того, кто сделал тебе «заказ». Лысый, но не очень старый?

— По делу и покороче, — потребовал Дитер, и Коняев был вынужден подчиниться, но все еще боязливо косился на столик с тремя мужчинами.

— Вы правы, господин барон, — он внезапно обратился ко мне. — И очень точно его описали. Он приходил сперва пару недель назад, потом на прошлой неделе и позавчера тоже был. Обещал зайти сегодня снова.

— А он не боится, что ты его обманешь? — спросил я. — Раз намеревается прийти к тебе в участок.

— Нет, он столько заплатил! — Коняев заговорил еще тише, — сказал, чтобы не перекупили обратно.

— Скажи-ка, за сколько же ты продал наше хорошее прошлое? — прошипел Дитер.

— Дал сто пятьдесят. Обещал еще двести после того, как отдам вас.

— Не тридцать серебряников, — немец теперь выглядел возмущенным донельзя, — но все равно ты слишком легко продался, Коняев. — И ты должен привести нас в управление, чтобы передать ему?

— Только тебя, — уткнулся в чашку полицейский. Румянец стыда на щеках он скрыть и не пытался.

— Странно это все, — я повел плечами и посмотрел на Дитера так, чтобы в область зрения попал еще и соседний столик. За ним, кажется, уже начали нервничать. — Получается, что они еще не знают, что ты не имеешь отношения к деньгам? Зачем это все? Или просто не успели предупредить?

— Он очень осторожен, проходил мельком, — тут же сообщил Коняев. — Даже не заходил, кроме самого первого раза. Но вел себя очень важно.

— А ты нас не вздумал ли дурить? — немец прищурился. — Слишком многое тут не сходится и как-то топорно очень. И как ты должен доставить меня туда? Заковать прямо здесь?

— Нет, конечно. Все должно быть тихо. В безлюдном месте.

— Класс, — вырвалось у меня. — Прийти в людное, потом уведут в тихое. Предлагаю не ждать, а то твои друзья уже вовсю нервничают.

Прямо в кармане я снял предохранитель, повернув стопорное кольцо на «шершне». Коняев рассчитался за всех троих. Нечего жадничать, когда за такие деньги продаешь почти что друга.

Заметив, что мы